Скачать все книги автора Марк Александрович Алданов

— Ah, jamais vous ne faites pas comme je veux!..[1]

Баронесса Стериан сердилась. Метрдотель был опытный, представительный, честный (продукты, правда, ворует, зато денег не трогает), и звали его Альбером, — после Батиста самое лучшее имя для метрдотеля. Но он все старался делать по-своему, просто надо следить за каждым шагом. Стол, впрочем, был недурен. Еды было необычайно много для маленького приема в Париже, — это и приводило в растерянность метрдотеля. Леони хотела поручить буфет модной кондитерской, — так она постоянно делала прежде: посчитают, при нынешней дороговизне, франков по 25 с человека (баронесса в сердитые минуты говорила про себя: «с морды»), зато никаких хлопот. Однако решено было устроить буфет собственными силами: и чище, и дешевле, и более distingué[2]

Этот роман — последнее из больших произведений Алданова, и написан он им незадолго до смерти. О смерти, о ее вероятной близости Марк Александрович часто говорил и повидимому постоянно о ней думал. Кое-что из этих мыслей отразилось на общем складе «Самоубийства», в котором есть черты, напоминающие завещание.

Алданов был человеком слишком сдержанным, чтобы решиться на открытую, прямую передачу людям того, что было сущностью его жизненного опыта. О завещании я упомянул лишь в том смысле, что в «Самоубийстве» подведены некоторые итоги и что в этом романе Алданов высказал суждения, которые представлялись ему важнее других. Высказал он, пусть и крайне осторожно, также надежды, для себя непривычные, не совсем вяжущиеся с духовным обликом русского Анатоля Франса, а в конце концов, значит, вольтерьянца, каким принято его считать. Перед смертью в скептицизме Алданова появились какие-то трещинки, и именно те страницы романа, где это обнаруживается, — несчастный случай с Ласточкиным и всё дальнейшее, сплошь до двойного самоубийства супругов, — принадлежит к лучшему, что им вообще написано.

Настоящая книга представляет собой эпилог моей серии «Мыслитель». Написана, однако, «Святая Елена» раньше, чем «Девятое Термидора», «Чертов мост» и «Заговор». Она появилась пять лет тому назад на страницах журнала «Современные записки», а затем вышла отдельной книгой (изд. «Нева») с иллюстрациями художника Пинегина.

С выходом в свет (надеюсь, в следующем году) романа «Заговор» серия «Мыслитель» (I «Девятое Термидора»; II «Чертов мост»; III «Заговор»; IV «Святая Елена, маленький остров») будет закончена. Знаю, конечно, что неправильный порядок появления моих исторических романов связан со значительными неудобствами, и в частности затрудняет понимание того, что было бы слишком смело с моей стороны назвать символикой серии. Приношу снова свои извинения читателям.

Роман «Бегство» — вторая книга трилогии известного русского писателя-эмигранта Марка Алданова «Ключ» — «Бегство» — «Пещера». В центре повествования — контрреволюционный заговор 1918 года, его провал и вынужденное бегство заговорщиков за пределы России.

Романы русского писателя Марка Александровича Алданова (1886—1957), составляющие тетралогию «Мыслитель», написаны в двадцатые годы. Настоящее издание тетралогии является первым в нашей стране.

В книгу входят два романа: «Девятое Термидора» и «Чертов мост», рисующие политическую жизнь России и Франции времен Робеспьера, Екатерины II и Павла I.

Романы написаны на основе тщательного изучения автором первоисточников и богатейшей специальной литературы с глубоким постижением быта и особенностей эпохи. Большой интерес представляет созданная писателем концепция исторического процесса.

В марте 1893 г. Департамент полиции получил по почте из Германии коротенькое заказное письмо.^[1] Неизвестный человек, подписавшийся «готовый к услугам покорный Ваш слуга», предлагал департаменту давать сведения о кружке учащейся молодежи в Карлсруэ и о намечавшейся в этом кружке посылке в Россию нелегальной литературы. Адрес для ответа был указан за литерами В. Ш., poste restante.^[2]

Письмо не вызвало большого интереса в Департаменте полиции. Кружок учащейся молодежи в Карлсруэ, по-видимому, не слишком его беспокоил. Ответ, довольно краткий, был дан только через пять недель. Департамент небрежно сообщал, что о существовании и деятельности кружка в Карлсруэ ему известно. Впрочем, не отказывался от услуг корреспондента, но предлагал ему предварительно назвать свое имя и сообщить, может ли он давать точные сведения о транспортах литературы «с указанием, когда, куда, каким путем, по какому адресу и через кого именно они пересылаются». Департамент обещал «солидное вознаграждение» и гарантировал полную тайну.

«Сударыня, я получил Ваше письмо и благодарю Вас за доверие. Я тотчас приступил к сложным вычислениям, которых требует составление гороскопа. Эта работа еще далеко не закончена, но я уже мог убедиться в том, что судьба складывается для Вас как будто весьма благоприятно.

Могу уже сделать и некоторые выводы относительно Вашей личности. Ваш характер весьма симпатичен. Вы очень умны, хотя Ваши недоброжелатели это отрицают. Вы сотканы из противоречий. Иногда Вы тверды и мужественны, но иногда легко поддаетесь чужим, не всегда благотворным влияниям, теряете мужество и бодрость. Вы страстно жаждете жизни, однако порою чувствуете большую душевную усталость. Некоторых противоречий Вашей сложной натуры Вы еще не знаете сами. Не все люди видят Ваши редкие и прекрасные качества.

В шестую книгу сочинений вошла часть богатого литературно-критического наследия писателя и крупное историко-философское сочинение "Ульмская ночь" - о роли случая в истории.

Замечания политического характера в предисловии к роману — дело довольно необычное. Они, однако, могут оказаться и небесполезными. Меня упрекали «левые» (впрочем, далеко не все) в том, что я будто бы в ложном, непривлекательном виде изобразил ту часть русской интеллигенции, которая особенно тесно связана с идеями и делами февральской революции. Упрек кажется мне неосновательным. Думаю, что и в наименее привлекательных действующих лицах романа я, как мог, показал хорошее и дурное в меру, — в соответствии с правдой. Может быть, я ошибаюсь, и мне это не удалось. Но какую бы то ни было степень злостности в изображении той или другой части нашей интеллигенции во мне предполагать было бы странно. Никаких обличительных целей я себе, конечно, не ставил. Наше поколение было преимущественно несчастливо

Марк Алданов – необыкновенно популярный писатель ХХ века, за которым сразу после появления его произведений закрепилась репутация одного из самых талантливых писателей своего времени, автор исторических романов, столь любимых многими читателями. В. Набоков дал емкое определение поэтики М. Алданова: «Усмешка создателя образует душу создания».

Роман «Начало конца» рассказывает о трагических событиях в Западной Европе и России 1937 г. и гражданской войне в Испании. Впервые в художественной литературе Алданов подвел итог кровавым событиям 1937 года, заговорил о духовном родстве фашизма и коммунизма. Проклятые вопросы 30-х годов, связь ленинских идей и сталинских злодеяний, бессилие и сила демократии – эти вопросы одни из важнейших в романе. Устами одного из своих героев Алданов определил, что русские революционеры утвердили в сознании нравственность ненависти; в основе мизантропических построений теоретиков Третьего рейха русский писатель увидел сходное оправдание ненависти, только ненависти арийцев к неарийцам. Книга издается к 125-летию писателя.

Обозначение «дюк», быть может, памятно читателям старых русских исторических журналов. Так в начале XIX века именовался в России один из главных создателей Новороссийского края, герцог де Ришелье. Именовался он так и официально.

Этот замечательный человек не получил настоящего признания у себя на родине. После окончания периода эмиграции он был два раза председателем совета министров Франции, но большим политическим престижем не пользовался. Талейран язвительно говорил о нем: «Ни один французский государственный деятель не знает так хорошо крымских дел, как герцог Ришелье». Гораздо более благодарную память он оставил после себя в России. В Одессе, как известно, ему поставлен памятник и его именем названа главная улица города. В России же (в «Сборнике Исторического общества») были опубликованы и его письма, и воспоминания его жены — главный биографический материал настоящей статьи.

Князь Андрей Болконский накануне Аустерлицкого сражения входит с Борисом Друбецким в Ольмюцкий дворец, где остановились императоры. Навстречу им из кабинета Александра I идет «невысокий человек в штатском платье, с умным лицом и резкой чертой выставленной вперед челюсти, которая, не портя его, придавала особенную живость и изворотливость выражению». Этот человек пристально–холодным взглядом стал вглядываться в князя Андрея, идя прямо на него и, видимо, ожидая, чтобы князь Андрей поклонился ему или дал дорогу. Князь Андрей не сделал ни того, ни другого; в лице его выразилась злоба, и молодой человек, отвернувшись, прошел стороной коридора.

Это жизнь сказочная: горе и счастье, нищета и горы золота, трон и «подножье эшафота» — все так и просится в фильм; ничего не надо было бы выдумывать автору сценария. Самое же удивительное в жизни Жозефины то, что воля тут была совершенно ни при чем: ни к чему будущая императрица не стремилась, никаких целей себе не ставила, все пришло само собой, — по случайности не взошла на эшафот, по случайности взошла на трон, по случайности с трона сошла. Она была женой Наполеона, была близка с тремя людьми, которые по своей шумной славе шли тотчас вслед за Наполеоном. Но и это вышло случайно. Есть шаблонное слово — «плыть по течению». Так по течению она и плыла, — очень бурное было течение. Сколько таких существований видели и мы собственными глазами! Революция вносит практическую поправку в идею свободы воли.

Обозначение «дюк», быть может, памятно читателям старых русских исторических журналов. Так в начале XIX века именовался в России один из главных создателей Новороссийского края, герцог де Ришелье. Именовался он так и официально.

Этот замечательный человек не получил настоящего признания у себя на родине. После окончания периода эмиграции он был два раза председателем совета министров Франции, но большим политическим престижем не пользовался. Талейран язвительно говорил о нем: «Ни один французский государственный деятель не знает так хорошо крымских дел, как герцог Ришелье». Гораздо более благодарную память он оставил после себя в России. В Одессе, как известно, ему поставлен памятник и его именем названа главная улица города. В России же (в «Сборнике Исторического общества») были опубликованы и его письма, и воспоминания его жены — главный биографический материал настоящей статьи.

Марк Александрович Алданов (1886–1957) родился в Киеве. В 1919 году эмигрировал во Францию, где работал инженером-химиком. Широкую известность принесли ему изданные в Берлине в 1923–1927 годах исторические романы «Девятое термидора», «Чертов мост», «Заговор», «Святая Елена, маленький остров», в которых отражены события русской и европейской истории конца XVIII — начала XIX веков.

Роман «Девятое термидора» посвящен, собственно, одному событию — свержению диктатуры якобинцев и гибели их лидера Максимилиана Робеспьера в 1801 году. Автор нашел очень изящное объяснение загадки смерти французского диктатора.

Роман «Чертов мост» рассказывает о героическом переходе русской армии через Альпы после вынужденного отступления из Северной Италии. Под руководством гениального полководца Александра Васильевича Суворова русские не только совершили этот беспримерный поход, но и способствовали возникновению нового государства в Европе — Швейцарской федерации.

Диалог «Дракон», за исключением двух небольших отрывков, вставленных позже, написан в начале войны, но не мог появиться в свет вследствие запрещения цензуры. После революции он был (с большими пропусками) напечатан во второй книжке «Летописи» за 1917 год. Характер вопросов, затрагивавшихся в диалоге, делал возможным помещение его в названном журнале, несмотря на расхождение во взглядах между редакцией и автором, который, при крайне отрицательном отношении к идеологии, господствовавшей в 1914 году, с начала войны принял «оборонческую» точку зрения. Статье была предпослана оговорка. Темы «Дракона» в настоящее время вряд ли представляют интерес, и автор не стал бы перепечатывать диалог, если бы последний не был органически связан со второй частью книги: под названием «Колесница Джагернатха» собраны заметки одного из действующих лиц «Дракона». Они представляют собой, большей частью, случайные и беспорядочные отражения чужих слов в уме односторонне мыслящего человека. Отсюда и чрезвычайное обилие цитат, и утомительное единство настроения. Книга, состоящая из этих двух частей, печатается «на правах рукописи».