Скачать все книги автора Стивен Батлер Ликок

Жизнеописания великих людей занимают большое место в нашей литературе. Великий человек — это поистине удивительное явление. Он проходит по столетию, оставляя на всем свои следы, а потом уж и не разберешь, какой номер калош он носил. Стоит возникнуть революции, или новой религии, или национальному возрождению любого рода, как великий человек уже тут как тут, как он становится во главе любого движения и прибирает к рукам все, что получше. Даже после смерти он оставляет длинный хвост второсортных родственников, которые еще лет пятьдесят занимают все лучшие места в истории.

Приходилось ли вам когда-нибудь слышать, как человек пытается рассказать содержание книги, которую он еще не успел дочитать до конца? Это крайне поучительно. Синклер, мой сосед по квартире, сделал вчера вечером такую попытку. Я пришел домой замерзший, усталый и нашел его в возбужденном состоянии; в одной руке он держал объемистый журнал, а в другой — разрезной нож.

— Послушай, до чего интересная история, — начал он, едва я успел переступить порог. — Необыкновенно! Просто не оторваться. Хочешь, я почитаю тебе отрывки? Или лучше — знаешь что? Я расскажу тебе то, что уже успел прочитать, ты легко поймаешь нить рассказа, а дальше мы будем читать вместе.

Предположим, что на первых страницах современного душещипательного романа, где изображен страшный поединок между молодым лейтенантом Гаспаром де Во и Хеари Ханком, главарем шайки итальянских разбойников, вы читаете приблизительно следующее:

«Неравенство сил противников было очевидно. С возгласом, в котором прозвучали ярость и презрение, высоко подняв меч и зажав кинжал в зубах, огромный бандит бросился на своего бесстрашного соперника. Де Во казался почти подростком, но он не дрогнул перед натиском врага, доныне считавшегося непобедимым. „Боже великий! — вскричал фон Смит. — Он погиб!“

Двадцать лет назад я знавал человека по имени Джиггинс. У него были Здоровые Привычки.

Каждое утро он окунался в холодную воду. Он говорил, что это открывает его поры. Затем он докрасна растирался губкой. Он говорил, что это закрывает его поры. Таким образом он добился того, что мог открывать поры по собственному усмотрению.

Перед тем как одеться, Джиггинс, бывало, по полчаса стоял у открытого окна и дышал. Он говорил, что это расширяет его легкие. Конечно, он мог бы обратиться в сапожную мастерскую и попросить поставить свои легкие на колодку, но ведь его способ ничего ему не стоил, да и в конце концов, что такое полчаса?

— А теперь, леди и джентльмены, — сказал фокусник, — когда вы убедились, что в этом платке ничего нет, я выну из него банку с золотыми рыбками. Раз, два! Готово.

Все в зале повторяли с изумлением:

— Просто поразительно! Как он делает это?

Но Смышленый господин, сидевший в первом ряду, громким шепотом сообщил своим соседям:

— Она… была… у него… в рукаве.

И тогда все обрадованно взглянули на Смышленого господина и сказали:

Есть люди — разумеется, не вы и не я, ведь мы с вами обладаем таким твердым характером, — итак, есть люди, которые почему-то никак не могут сказать «до свидания», когда забегают мимоходом к своим знакомым или приходят провести у них вечерок. Чувствуя, что наступил момент, когда пора отправляться домой, гость встает и произносит, запинаясь:

— Вот что… По-моему, мне…

Тогда хозяева говорят:

— Ах, что вы! Неужели вам уже надо идти? Ведь еще так рано!

Это случилось в те времена, когда рыцарское сословие было в полном расцвете.

Солнце медленно, то взмывая вверх, то снова падая, склонялось к востоку и меркнущими лучами озаряло мрачные башни Буггенсбергского замка.

На зубчатой башне замка, простерши руки в пустоту, стояла Изольда Прекрасная. На лице ее, словно обращенном с немой мольбой к небесам, застыли безумная тоска и отчаяние.

Наконец уста ее прошептали: «Гвидо», и из груди вырвался глубокий вздох.

То, о чем я сейчас расскажу, поведал мне однажды зимним вечером мой друг А-янь в маленькой комнатке за его прачечной. А-янь — это низенький тихий китаец с серьезным, задумчивым лицом и с тем меланхолически-созерцательным складом характера, какой так часто можно наблюдать у его соотечественников. Меня с А-янем связывает давняя дружба, и немало долгих вечеров провели мы с ним в этой тускло освещенной комнатушке, задумчиво покуривая трубки и размышляя в молчании. Что меня особенно привлекает в моем друге — это его богатая фантазия, способность к выдумке, которая, по-моему, является характерной чертой людей Востока и которая позволяет ему забывать добрую половину безрадостных забот, связанных с его профессией, перенося его в другую, внутреннюю, жизнь, созданную им самим. Но вот о его способности к анализу, о его острой наблюдательности мне было совершенно неизвестно вплоть до того вечера, о котором я и хочу рассказать.

В сборник канадского писателя, профессора политической экономии в Мичиганском университете включены юмористические рассказы – лучшая часть его литературного наследия.Настоящее издание составлено из рассказов разных лет, входивших в сборники: "Еще немного чепухи", "Бред безумца", "При свете рампы", "В садах глупости", "Крупицы мудрости", "Восхитительные воспоминания" и "Рассказы разных лет".

В сборник канадского писателя, профессора политической экономии в Мичиганском университете включены юмористические рассказы – лучшая часть его литературного наследия.Настоящее издание составлено из рассказов разных лет, входивших в сборники: "Еще немного чепухи", "Бред безумца", "При свете рампы", "В садах глупости", "Крупицы мудрости", "Восхитительные воспоминания" и "Рассказы разных лет".

В сборник канадского писателя, профессора политической экономии в Мичиганском университете включены юмористические рассказы – лучшая часть его литературного наследия.Настоящее издание составлено из рассказов разных лет, входивших в сборники: "Еще немного чепухи", "Бред безумца", "При свете рампы", "В садах глупости", "Крупицы мудрости", "Восхитительные воспоминания" и "Рассказы разных лет".

Теперь, когда бизнес занял столь важное место в нашей жизни, совершенно очевидно, что ему суждено поглотить хрупкие создания рук человеческих, которые мы привыкли называть искусством и литературой. Им остается либо приспособиться, либо погибнуть. Приводимые ниже повести могут служить примером того, каким образом мы предполагаем осуществить необходимую перестройку. Каждому, кто имеет хоть какое-нибудь отношение к выпуску журналов, несомненно известно, что помещаемая в них реклама давно уже стала намного интереснее основного текста. Ее составляют наиболее высококвалифицированные и высокооплачиваемые журналисты, ее лучше иллюстрируют, и, естественно, она занимательнее и живее всего остального. Короче, деловой человек начинает чтение журнала с реклам и, только досконально изучив их, обращается к куда более скучным страницам в середине, которые обычно заполняют повестями, рассказами и прочей художественной литературой. Создалось угрожающее положение, и, мне кажется, пришло время нашим писателям подумать о том, как сделать свою продукцию более привлекательной для читателя.

В сборник канадского писателя, профессора политической экономии в Мичиганском университете включены юмористические рассказы – лучшая часть его литературного наследия.Настоящее издание составлено из рассказов разных лет, входивших в сборники: "Еще немного чепухи", "Бред безумца", "При свете рампы", "В садах глупости", "Крупицы мудрости", "Восхитительные воспоминания" и "Рассказы разных лет".

В сборник канадского писателя, профессора политической экономии в Мичиганском университете включены юмористические рассказы – лучшая часть его литературного наследия.Настоящее издание составлено из рассказов разных лет, входивших в сборники: "Еще немного чепухи", "Бред безумца", "При свете рампы", "В садах глупости", "Крупицы мудрости", "Восхитительные воспоминания" и "Рассказы разных лет".

Мавзолей-клуб находится в самой спокойной части одной из наиболее населенных улиц города. Здание из белого камня построено в греческом стиле. Вокруг него растут величественные вязы, на ветвях которых ютятся певчие

В ранние утренние часы на улице царит почти благоговейная тишина. Громадные машины без седоков, с одними шоферами, сонно двигаются по ней, возвращаясь к половине одиннадцатого домой, после того как отвезли в городские конторы тех из миллионеров, которые привыкли рано подниматься с постели. Лучи солнца, проникая сквозь ветви вязов, освещают дорого оплачиваемых нянь, катающих драгоценных детей в маленьких колясочках. Некоторые из детей стоят много, очень много миллионов. В Европе, без сомнения, вы можете увидеть на Унтерден-Линден или Елисейских полях маленького принца или принцессу, которым военный караул с трепетом отдает честь. Но это сущие пустяки. Это и наполовину не так внушительно, в настоящем смысле этого слова, как то, что вы можете наблюдать ежедневно по утрам на Плутория-авеню, возле Мавзолей-клуба, в самой тихой части города. Здесь вы можете лицезреть с трудом переваливающуюся на своих слабых ножках маленькую принцессу в кроличьем пальто, которой безраздельно принадлежат пятьсот винокуренных заводов. Здесь в лакированной колясочке прячется маленькая головка в капоре, руководящая из своей колыбельки всем Новым Трикотажным Синдикатом. Министр юстиции Соединенных Штатов качает колыбельку, где сидит младенец, которого он тщетно пытается заставить отказаться от синдикатской системы и согласиться с законными формами акционерной компании. Вблизи резвится ребенок четырех лет в костюмчике цвета хаки, объединяющий в своем лице две главные железнодорожные линии. Вы можете встретить здесь принцев и принцесс куда более реальных, чем те бедняжки, которые сохранились еще в Европе. Несть числа детям, которые трясут своими погремушками из слоновой кости, приветствуя друг друга. Миллионы долларов в гарантированных процентных бумагах весело смеются в детской колясочке-ходульке, подталкиваемой важной няней. И все это залито солнечными лучами, пробивающимися сквозь ветви вязов; и птицы щебечут, и моторы пыхтят, так что весь мир, доступный наблюдению с бульвара Плутория-авеню, кажется самым приятным местом, какое только можно себе вообразить.

Имя канадского писателя и экономиста Стивена Ликока (1869–1944) прочно вошло в историю канадской и мировой литературы. Ликок завоевал широкую популярность, как живой и остроумный рассказчик, замечательный мастер комических ситуаций и характеров, остро ощущавший противоречия жизни. Ликок опубликовал свыше тридцати сборников юмористических очерков и рассказов, а также ряд теоретических работ, посвященных проблемам юмора в литературе. Наибольшую популярность приобрели такие его сборники, как «Проба пера», «Романы шиворот-навыворот», а также работы «Теория и техника юмора», «Юмор и человечество. Введение к изучению юмора». Как говорил автор: «Многие из моих друзей полагают, что я пишу юмористические безделушки в минуты досуга, когда мой утомленный мозг не способен размышлять о таких серьезных материях, как экономика».