А лифт спускался в преисподнюю

По безлюдным улицам ночного города шел злой ангел. Ветер выл среди домов, бушевал над крышами; на улицах не было никого, кроме ангела. Он был жилист и мускулист, он шел, наклонясь против ветра и плотно сжав губы, кроваво-красный плащ скрывал его огромные крылья. Он сбежал из кафедрального собора, где долго простоял в затхлости и духоте. Веками дышал он свечным угаром и ладаном, веками слушал хвалебные гимны и молитвы, возносимые к мертвому богу, который висел у него над головой. Веками смотрел он на людей, коленопреклоненных, распростертых на церковном полу, устремляющих взоры к небу, бубнящих разную чепуху, в которую они верили. Трусливый сброд, провонявший верой во всякое вранье! Тошнотворная смесь из страха, путаных мыслей, убогой надежды ускользнуть от судьбы, выкарабкаться! Наконец-то он сбежал!

Мое имя Юхан, но все называют меня Спасителем, потому что я спасу людей на земле. В этом мое предназначение, и потому меня так называют. Я не такой, как другие, и никто здесь в городе не похож на меня. В моей груди господь зажег огонь, который никогда не гаснет, я чувствую, как он горит во мне, горит день и ночь. Я знаю, что должен спасти людей, что ради них я буду принесен в жертву. Моя вера, вера, которую я им проповедую, принесет им освобождение.

В одном городе, где люди жаждали все новых и новых развлечений, консорциум пригласил акробата на следующих условиях: сначала он будет балансировать на верхушке церковного шпиля, стоять там на голове, а потом упадет и разобьется. За это он получит пятьсот тысяч. Затея вызвала живейший интерес у граждан всех сословий. Билеты были распроданы за несколько дней, и все только и говорили что о предстоящем событии. Вот это смелость — ничего не скажешь! Но ведь и сумма какова! Конечно, не очень приятно упасть и разбиться, да еще с такой высоты. Однако и плата назначена щедрая, с этим нельзя не согласиться.

Все мы видели его и видим почти каждый день. Мы не обращаем на него внимания, снова и снова проходим мимо того места, где он лежит, и не задумываемся о нем, словно он и должен там лежать, словно он — неотъемлемая принадлежность нашей жизни. Я говорю о Линдгрене, человеке с отсохшими ногами, который ползает по улицам и бульварам, отталкиваясь от земли руками в кожаных рукавицах; ноги его тоже обшиты кожей. Лицо с короткой бородкой отмечено страданием, которого не в силах выразить маленькие, покорные глаза. Все мы встречали его и встречаем его постоянно, мы привыкли к нему и не замечаем его, будто он — частица нас самих. Мимоходом суем мы монету в его высохшую руку — ему ведь тоже нужно жить.

Два народа вели друг с другом большую войну, которой оба очень гордились и которая так разжигала страсти, что обычные мелкие человеческие переживания против них ничто. Уцелевшие в битвах люди жадно предавались им. По обеим сторонам границы, где велись бои и не затихала кровопролитная резня, воздвигались огромные монументы павшим воинам, принесшим себя в жертву отчизне и ныне упокоенным в земле. Туда устремлялись паломники, там произносились пылкие речи в честь героев, кости которых спят под землей, освященные доблестной смертью и прославленные навеки.

Однажды вечером я шел по улице с моей любимой, как вдруг открылись ворота мрачного дома, мимо которого мы проходили, и из темноты одной ногою выступил амур. Но был это не обычный маленький амур, а огромный мужик, тяжелый и жилистый, весь волосатый. Похожий на здоровенного стрелка, он прицелился в меня из своего большущего лука. Он выстрелил и попал мне в грудь, а сам исчез, затворив за собой ворота дома, напоминающего темный, безрадостный замок.

Помню, когда мне было лет десять, как-то в воскресенье после обеда отец взял меня за руку и мы собрались в лес послушать пение птиц. Мы попрощались с мамой: она осталась дома готовить обед. Было солнечно, тепло, и мы бодро пустились в путь. Мы не то чтобы придавали особое значение пению птиц — подумаешь, эка важность! — мы оба были здоровые и разумные люди, жили среди природы и привыкли смотреть на нее не суетясь, не заискивая. Просто день был воскресный, и отец был свободен. Мы шагали по шпалам, вообще-то ходить там запрещалось, но отец работал на железной дороге, и ему было можно. Так мы вышли прямо к лесу, без крюков и обходных маневров.

Палач сидел и пил в полутемном трактире. В чадном мерцании единственной сальной свечи, выставленной хозяином, грузно нависла над столом его могучая фигура в кроваво-красном одеянии, рука обхватила лоб, на котором выжжено палаческое клеймо. Несколько ремесленников и полупьяных подмастерьев из околотка галдели за хмельным питьем на другом конце стола, на его половине не сидел никто. Бесшумно скользила по каменному полу служанка, рука ее дрожала, когда она наполняла его кружку. Мальчишка-ученик, в темноте прокравшийся в трактир, притаившись в сторонке, пожирал его горящими глазами.

В одинокой хижине на откосе горы, у подножия которой лежали Дельфы, жила древняя старуха со своим слабоумным сыном. Хижина была совсем маленькая, задней стеною ее служил горный склон, из которого постоянно сочилась влага. Это была убогая лачужка, некогда построенная здесь пастухами. Она сиротливо лепилась к пустынной горе высоко над городом и над священной землею храма. Старуха редко покидала хижину, сын — никогда. Он сидел в полумраке и улыбался чему-то своему, как он сидел и улыбался всю жизнь. Теперь он был далеко не молод, кудлатая голова начала уже седеть. Но лицо его осталось нетронуто, осталось такое, каким оно было всю жизнь — безбородое, поросшее пухом и в своей младенческой первозданности лишенное ясно обозначенных черт, — с этой застывшей на нем странною улыбкой. У старухи лицо было суровое и морщинистое, почерневшее, точно опаленное огнем, взгляд ее обличал человека, которому дано было видеть бога.

Рост у меня хороший, 26 дюймов, сложен я пропорционально, разве что голова великовата. Волосы не черные, как у других, а рыжеватые, очень жесткие и очень густые, зачесанные назад и открывающие широкий, хотя и не слишком высокий лоб. Лицо у меня безбородое, но в остальном точно такое же, как у других мужчин. Брови сросшиеся. Я очень силен, особенно если разозлюсь. Когда устроили состязание по борьбе между мной и Иосафатом, я через двадцать минут положил его на обе лопатки и задушил. С тех пор я единственный карлик при здешнем дворе.

Пришел корабль под черным парусом, чтобы увезти меня. И я взошел на борт без особых колебаний, я был не прочь совершить небольшое путешествие, я был юн и беззаботен и тосковал по морю. Мы отчалили, берег исчез за кормой, и вот судно уверенно погнал свежий ветер. Команда попалась угрюмая и неразговорчивая. Мы плыли и плыли день и ночь, вперед и вперед. Земли все не было видно. Мы плыли и плыли с попутным ветром в открытом море, год за годом. А земли все не было видно. В конце концов мне это показалось странным, и я спросил у одного из матросов, в чем же дело. Он ответил, что земли больше нет. Она уничтожена, погрузилась на дно океана. Остались только мы.

Всем известно, как они висели тогда на крестах и кто собрался вокруг него — Мария, его мать, и Мария Магдалина, и Вероника, и Симон Киринеянин, и Иосиф из Аримафеи, тот, который потом обвил его плащаницей. Но ниже по склону, чуть поодаль, стоял еще один человек и не отрываясь смотрел на того, кто висел на кресте и умирал, от начала и до конца он следил за его смертными муками. Имя человека — Варавва. О нем и написана эта книга.

Ему было лет тридцать, он был крепок, но желт лицом, борода рыжая, волосы черные. Брови тоже были черные, а глаза запали, словно для того, чтоб получше упрятать взгляд. Под одним глазом начинался глубокий шрам, шел вниз и терялся в бороде. Но не так уж важно, как выглядит человек.

Однажды, где-то там, во тьме, где — они и сами не знали, сидели и разговаривали мертвые, коротая за разговором вечность.

Нет, сказал один из них, продолжая разговор, что тянулся с незапамятных времен, эти живые все же слишком самонадеянны. Воображают, что все только на них и держится. Развели там у себя внизу суету и думают, что живут. Выходя по утрам из дома, радуясь новому дню и утренней прохладе, они спешат по своим делам и таинственно переглядываются — мы-то с тобой живые, мы-то с тобой живем. И бегут по своим делам, добрым или дурным, громоздя их одно на другое, одно на другое, пока все это сооружение не рухнет, чтобы можно было начать громоздить заново. Самонадеянные, самодовольные ничтожества — иначе не назовешь. Он сидел, озабоченно уставясь прямо перед собой. Он был костляв, желчен, истощен.

Во дни земной жизни великого царя Ирода равного ему могуществом не было в целом свете. Так думал он сам. И, быть может, не ошибался. Но был он всего-навсего человек, один из тех, кто населяет землю и чей род прейдет, не оставя следа, не оставя по себе и воспоминания. Но отвлечемся от этих мыслей и расскажем о его судьбе.

Он был царь иудейский, и народ не любил его. Не любил за жестокость, а еще из-за того, что был он идумей и потому обрезан не по правилам: лишь часть крайней плоти удалялась у младенцев мужского пола по обычаю идумеев. Несчетные злодеяния множили ненависть к нему народа, и все желали его смерти, покуда он жил. И однако он воздвиг храм господу, великолепием превзошедший даже храм Соломонов. Народ этому дивился, но, хотя никто не мог отрицать красоту несравненной постройки, ненависть к царю не уменьшалась. Его считали богопротивнейшим и страшнейшим из людей, врагом рода человеческого, и он наполнял сердца отвращением, тоской и ужасом. Таков был общий о нем приговор. Приговор справедливый и истинный.

Жил-был принц, и отправился он однажды на войну, чтобы завоевать принцессу несравненной красоты, которую любил больше всего на свете. Рискуя жизнью, отвоевывал он пядь за пядью и, сокрушая все на своем пути, продвигался по стране. Ничто не могло остановить его. Принц истекал кровью, но, не щадя себя, снова и снова бросался в бой. Среди самых доблестных рыцарей не было ему равных. Воинский пыл его был так же благороден, как и черты его молодого лица.

Книга рассказывает о неизвестном и малоизученном ангеле, от которого мы так часто ошибочно бежим, боясь назвать его по имени - смерть. Оказывается, этот ангел является самым необходимым и лучшим из всех ангелов. Он проникается глубоким чувством, когда наблюдает красные поля сражений, окрашенные в крови и слезах. Его глаза наполняются слезами, когда он задумывается: "О, как бы я хотел умереть хотя бы раз, испытав смерть человеческим способом..." Для него это смерть - нечто неведомое и непостижимое, и он стремится познать ее силу и истинную природу. Возможно, эта книга заставит нас переосмыслить наши страхи и предубеждения относительно смерти, увидеть в ней не только конец, но и возможность нового начала.

Книга "Хижина дяди Тома" рассказывает о событиях, происходящих в штате Кентукки. Отрывок начинается с вступительной главы, в которой читатель знакомится с главными героями и слышит их разговор. Одним из героев является невысокий и грубый человек, который преследует успех. Его собеседник, мистер Шельби, выглядит более образованным и состоятельным. Они обсуждают сделку, в которой мистер Шельби предлагает покупку Тома, негра, который является надежным и трудолюбивым рабочим. Отрывок также подчеркивает спор о вере и нравственности негров.

Эта книга содержит как знакомые нам прекрасные произведения, так и совершенно новые и непознанные. Она вдохновила нас с детства и вызывает интерес у всех поклонников великого сыщика с улицы Бейкер. В ней собраны как классические повести и рассказы от самого сэра Артура Конан Дойла, так и истории о делах Холмса, о которых только упоминал доктор Уотсон. Почти завершенные работы были до конца изложены сыном Конан Дойла, Адрианом, и знаменитым мастером английского детектива, Джоном Диксоном Карром. Вместе они создали этот уникальный сборник, который дарит новые приключения и возможность погрузиться в виртуальный мир проницательного сыщика.

Первоначально, роман «Пена» Исаака Башевиса Зингера, знаменитого носителя Нобелевской премии, был опубликован под псевдонимом И. Варшавский в газете "Форвертс" в Нью-Йорке в 1967 году. Через несколько лет, в 1971 году, он был выпущен под настоящим именем писателя, но уже в буэнос-айресской газете "Ди пресэ". Удивительно, что на идиш, оригинальном языке произведения, книга так и не была издана до настоящего времени. И, наконец, сегодня для нас есть возможность прочитать этот замечательный роман на русском языке впервые.

"Мартин Чезлвит" - это роман, написанный Чарльзом Диккенсом, который был опубликован отдельными выпусками в 1843-1844 годах. Книга отражает впечатления автора от его путешествия в США в 1842 году, большая часть из которых была негативной. Сюжет романа фокусируется на знакомой Диккенса - миллионерше-благотворительнице Анджеле Бердетт-Куттс. "Мартин Чезлвит" был переведен на русский язык и опубликован в журнале "Отечественные записки" в 1844 году. В обзоре русской литературы за 1844 год В. Г. Белинский выразил восхищение талантом автора, считая "Мартина Чезлвита" одним из лучших романов Диккенса. В книге также присутствуют иллюстрации от Х. Н. Брауна, а также комментарии от Н. Дезена. Это третье пересмотренное издание перевода.

Роман «Мартин Чезлвит» - произведение Чарльза Диккенса, которое выходило эпизодами в 1843-1844 годах. В книге автор делится своими впечатлениями от поездки в США в 1842 году, которые, в основном, были отрицательными. Основная история романа посвящена миллионерше-благотворительнице Анджели Бердетт-Куттс, с которой был знаком Чарльз Диккенс. Книга была переведена на русский язык и опубликована в журнале «Отечественные записки» в 1844 году. В рецензии на русскую литературу за 1844 год В. Г. Белинский отметил «необыкновенную зрелость таланта автора» и назвал «Мартина Чезлвита» «едва ли не лучшим романом даровитого Диккенса». В книге присутствуют иллюстрации от Х. Н. Брауна, а также комментарии Н. Дезена.

«Кадамбари», написанная Баной в VII веке до нашей эры, является одним из замечательных произведений древнеиндийской литературы, которое имеет особое значение в индийской культуре. Этот уникальный роман впервые был переведен на русский язык, предоставляя читателям возможность погрузиться в сокровищницу санскритской прозы. Перевод сопровождается статьей, в которой подробно рассматривается история развития санскритского романа, его особенности и место в мировой литературе. Принципы санскритской поэтики, раскрывающие глубину и стиль «Кадамбари», помогут читателям адекватно понять и оценить содержание этого произведения и его литературное искусство. Вообще, это произведение считается одним из наиболее выдающихся образцов романа в древней Индии.

«Дом под горой» - забывать все конвенции и наслаждаться жизнью, все, что нужно, это забыть все и вместе с главными героями этого романа отправиться в Далмацию, где автор, сам являющейся врачом, рисует открытый и живописный мир любви и социальных отношений, которые менялись в деревне в начале XX века. Взлетайте с Кукучином в мир романтической драмы и страсти!