Диалог с ребенком или Мой опыт сексуального образования

Был вечер. Тихий семейный вечер в штате Нью Джерси. Жена возилась на кухне, мы с дочкой смотрели телевизор. Фильм подходил к концу. Негодяи были убиты, герой и героиня выяснили отношения, и теперь на экране назревал заключительный поцелуй. Я покосился на дочку. Лапонька моя, малышка моя родная, она взволнованно жевала potato chips, глядя в телевизор своими наивными, широко открытыми глазами. Ей было двенадцать лет. Счастливое невинное детство, еще не тронутое ржавчиной человеческих пороков. Я сказал:
Диалог с ребенком или Мой опыт сексуального образования скачать fb2, epub бесплатно
Эти истории написаны в 1991-м году, после того, как я по делам службы несколько раз побывал в Китае. В те времена Китай только начал открываться Западу. Появление белого человека на улицах китайского города было редкостью. Тем более — белого американца. Тем более — белого американца, говорящего по-русски.
С тех пор многое в Китае изменилось. Но что-то главное осталось. Нечто такое, что, наверное, никогда не изменится. А мои китайские истории стали чем-то вроде исторических свидетельств очевидца. В этом качестве они могут представлять интерес для вас, дорогой читатель. Итак…
Было это более шестидесяти лет назад, но всё отчётливо врезалось в мою память. По сей день стоит перед глазами серая деревня с невзрачными серыми срубовыми избами по обеим сторонам широкой, заросшей травой улицы. Это — Белый Яр, маленькое село на восточном берегу Волги, где-то между Куйбышевым и Ульяновском, куда эвакуирована наша семья. Считается, что здесь мы будем в безопасности от немцев, которые уже у Сталинграда и вот-вот начнут подниматься вверх по Волге. Здесь нет ни электричества, ни водопровода, ни канализации. Люди здесь странно говорят, странно себя ведут, и почти всех мальчишек в деревне зовут одинаково: Шурка. Я — Александр, то есть тоже Шурка; поэтому я должен вписываться в это общество. Но я не вписываюсь. Для местных жителей мы — эвакуированные, "куированы", как они говорят, — смешные и непонятные существа из большого города, то есть из далёкого мира, о котором они знают разве что понаслышке.
С Додиком мы дружим с незапамятных времён. Когда-то я знал, с каких именно времён, но с возрастом эти знания притупляются. Теперь времена, которые раньше выражались в годах и месяцах, становятся просто незапамятными. Таковы причуды памяти: то, что было памятным, становится незапамятным. Но сейчас речь не об этом. А о том, какие мы с Додиком неразлучные друзья.
Так вот, дружим мы давно, но видимся редко. Додик живёт в Нью-Йорке, а я в Нью-Джерси. Додик работает в Нью-Джерси, а я работаю в Нью-Йорке. Оба работаем. У обоих есть семьи. В общем, мы занятые люди и общаться нам некогда. Иногда мы говорит по телефону. Иногда я приглашаю Додика с женой на обед. А Додик меня с женой никогда не приглашает. Может быть потому, что у моего дома в Нью-Джерси легче запарковать машину, чем у его дома в Нью-Йорке. А может, его жена просто не любит готовить. Не знаю. В общем, так сложилось, и я на Додика не в обиде. Какие могут быть счёты со старыми друзьями?
Весть о создании независимого государства Хухундия облетела мир. Это была новая победа стран Азии, Африки и Латинской Америки в борьбе против колониализма и империализма. Через двадцать минут после объявления независимости Хухундская Единая Социалистическая Республика была единогласно принята в Организацию Объединённых Наций. Делегаты ООН бурными аплодисментами, стоя приветствовали представителя ХЕСР, занявшего почётное место в президиуме.
Либеральная общественность всего мира была радостно возбуждена.
Вскоре после того, как развалился Советский Союз, я узнал, что в Америку приезжает мой старый институтский друг Лёва. Это известие меня взволновало. Мы не виделись и ничего не знали друг о друге — страшно подумать — почти восемнадцать лет! С трудом дождавшись дня его приезда, я отправился в аэропорт Кеннеди встречать Лёву.
И вот он стоял передо мной, мой ненаглядный Лёва, седой, морщинистый и обрюзгший, озаряя меня своей неповторимой улыбкой. Лёва, Лёва, эк тебя, родной, потрепало временем! Впрочем, по какой-то мгновенной растерянности, промелькнувшей в его глазах, я понимаю, что и я, видимо, не помолодел. Восемнадцать лет, Лёва! Восемнадцать лет!!
Мы часто слышим критические, и даже негодующие возгласы в адрес нашей медицины. Вот, дескать, в Америке врачи только и думают о том, как бы побольше заработать, а к больному не проявляют ни малейшей чуткости. Они, понимаете ли, заводят себе по десять кабинетов, сажают в каждый такой кабинет по пациенту, и бегают от одного к другому со скоростью света. Чем быстрее этот бессовестный врач пробежит и чем меньше времени проведёт с пациентом, тем больше он, значит, заработает. Стыд, да и только. Это так у нас принято считать. Но я, честно вам признаюсь, с этой беспощадной критикой не совсем согласен. Мне кажется, что такая конвейерная технология обслуживания пациентов даже имеет свои достоинства. Вот, например, история моего друга Миши. Случилось однажды так, что у Миши заболела коленка. Почему-то слово “коленка” у многих моих знакомых вызывает улыбку, хотя я не понимаю, что может быть такого смешного в обыкновенной коленке, особенно если она болит. Пошёл Миша, а вернее сказать, похромал к врачу-ортопеду. Его, конечно, как полагается, сначала приняла медсестра. Она отвела его в один из десяти кабинетов, померила ему температуру и давление, взвесила, записала все жалобы и сказала, что сейчас придёт врач и будет его лечить. Но врач, к Мишиному удивлению, в кабинет не зашёл, а, только, пробегая мимо, выкрикнул:
Однажды ночью меня разбудил звонок телефона. Дрожащей от испуга рукой я схватил трубку и кое-как прохрипел:
— Слушаю.
— Фак ю! — сказал звонкий юношеский голос.
— Извините?
— Фак ю! — радостно повторил звонкий голос и засмеялся.
После этого он повесил трубку. Я попытался перевести дыхание, но не успел. Звонок повторился. На этот раз я посмотрел на табло идентификатора. Разумеется, звонок был с анонимного номера. Я сказал:
В понедельник утром ко мне зашёл начальник отдела.
— Хорошо, что ты не опоздал, — сказал он. — Нас с тобой вызывает Брайен. Лично.
— Когда?
— Немедленно. Поправь галстук и пошли.
Больше ничего на надо было спрашивать. Брайен О’Липшиц — президент компании, и если он вызывает немедленно, значит… Кто знает, что это может значить?
— Садитесь, — сказал Брайен, не глядя на нас. — Линда, закрой дверь и никого ко мне не пускай. Вы — Алекс, да?
Неумолимый факт: к старости память слабеет.
Пока это вас не касается, это звучит обыкновенной банальностью. Когда это начинает вас касаться, это звучит, как открытие.
Просто чёрт знает, что делается с памятью.
Иногда я вдруг забываю имя знаменитого актёра, которое знал всю жизнь. Или название острова, на котором отдыхал в прошлом году. Я с ужасом жду того дня, когда забуду имя своей жены. Единственная надежда, что она к этому дню забудет моё.
Среди наших иммигрантов принято считать, что знание английского языка — необходимое условие для того, чтобы найти работу в Америке. Может быть это и правда, но не всегда. Во всяком случае, по моему личному опыту знание языка приносит один вред. А если вы мне не верите, то вот моя история.
По профессии я инженер-строитель. К тому времени, когда я приехал в Америку, у меня за плечами было пятнадцать лет опыта работы, и я был уверен, что в этой стране я рано или поздно найду применение этому бесценному опыту. Я составил хорошее резюме и начал рассылать его по инженерным компаниям. К моей радости, все мои адресаты оказались чрезвычайно вежливыми и отзывчивыми людьми. Каждый день я получал от них в ответ по два — три письма, в которых меня искренне благодарили за то, что я проявил интерес к их фирме, выражали неподдельный восторг по поводу моей высокой квалификации и с огорчением объясняли, что как раз сейчас у них нет возможности взять меня не работу. Что делать, такие времена настали. По прошествии нескольких месяцев моя уверенность в будущей инженерной карьере слегка поблёкла, и я созрел для того, чтобы работать кем угодно — чертёжником, клерком, уборщиком — лишь бы работать.
Скажу прямо, без ложной гордости: человек я не примечательный. То есть, совершенно неприметный человек, ничем не выдающийся и никак себя не прославивший. Что делать, не всем же быть Хемингуэями.
Но один раз в жизни я всё-таки почувствовал свою значительность. Было это много лет назад, вскоре после того, как мы с женой приехали в Америку. Жили мы в маленькой скромной квартире в небольшом городе в Миннесоте, где я нашёл свою первую работу. В тот вечер, когда я в первый раз почувствовал свою значительность, я, как обычно, смотрел телевизор, а жена делала голубцы на завтра. И тут зазвонил телефон. Я, естественно, взял трубку и сказал "хелло". А может даже я сказал "алё", поскольку никакого англоязычного звонка не ожидал. Но трубка вдруг заговорила по-английски, этаким красивым плюшевым голосом. От неожиданности я не понял первой фразы, а вторая звучала примерно так: