«Эксы» для диктатуры пролетариата

Лев Колодный

Цикл "Ленин без грима"

"Эксы" для диктатуры пролетариата

Уехав из России, где земля начала гореть под ногами, Ленин решил обосноваться в Женеве. Случилось это в начале 1908 года, тогда и началась вторая эмиграция, которая длилась без малого десять лет! Супруги Ульяновы ни от кого больше не скрывались, не жили, как в Питере, порознь, встречаясь в гостинице, налаживали семейную жизнь, обживали новую квартиру. Владимир Ильич спешил по утрам в библиотеку, а Надежда Константиновна, как обычно, занималась секретарской работой, восстанавливала партийные связи, налаживала транспорт для доставки нелегальной газеты на родину... И вдруг вся эта привычная жизнь чуть не рухнула, едва успев начаться. Связано это было с одной из крупнейших криминальных историй, которой занималась полиция Европы и России, точнее - уголовным делом, к которому супруги Ульяновы имели самое непосредственное отношение как соучастники. - Не может быть! - скажут мне с гневом товарищи, пикетирующие музей Ленина на площади Революции. - Это клевета на нашего вождя!.. Но, к сожалению, факты-упрямая вещь, они-то как раз свидетельствуют против Ильича. Причем их никто никогда не скрывал. Не нужно копать архивы, чтобы убедиться в вышесказанном. Достаточно полистать тома собрания сочинений, относящиеся к эпохе первой русской революции, протоколы партийных съездов того времени (IV и V), достаточно почитать мемуары Крупской, Горького, Бонч-Бруевича, книги о жизни С. А. Тер-Петросяна, вошедшего в историю под партийной кличкой Камо. Он-то стоял во главе криминальной группы, совершившей тягчайшее уголовное преступление, связанное с убийством и грабежом крупнейшей суммы денег. Спокойно и бесхитростно сообщает об этом Надежда Константиновна в той части воспоминаний, которыми начинается вторая часть ее мемуаров, глава под названием "Годы реакции. Женева". "В июле 1907 года была совершена экспроприация в Тифлисе на Эриванской площади. В разгар революции, когда шла борьба развернутым фронтом, большевики считали допустимым захват царской казны, допускали экспроприацию. Деньги от тифлисской экспроприации были переданы большевистской фракции. Но их нельзя было использовать, они были в пятисотках, которые надо было разменять. В России этого нельзя было сделать, ибо в банках всегда были списки номеров, взятых при экспроприации пятисоток". Надо сказать, что нельзя этого было делать и за границей, потому что в европейских банках также имелись номера украденных банкнот. Но этого большевики не знали. Таким образом, благодаря меченым банкнотам были взяты с поличным такие известные большевики, как Литвинов, будущий нарком иностранных дел, Семашко, будущий нарком здравоохранения, Карпинский, будущий главный редактор советских газет и другие. Надо думать, что супруги Ульяновы испытывали сильное беспокойство, поскольку эти самые меченые пятисотенные царские рубли держали в руках. Владимир Ильич принял их, когда главарь группы Камо, ограбивший почтовую карету, доставил в целости и сохранности двести тысяч (из 250) рублей на дачу, где жил вождь фракции большевиков. Цитирую из дневника Друга Камо: "...он (Камо, - Ред.). должен был выехать в Финляндию к В. И. Ленину. На мой вопрос, зачем ему понадобилось везти с собой бурдюк с вином, он смеясь сказал, что везет в подарок Ленину...". Смеялся и Ильич, как пишут биографы, когда увидел, что, кроме вина, находится в том самом бурдюке. Другая часть денег упакована была в бочонке с вином, то был бочонок с двойным дном, Ну, а Надежда Константиновна, по ее признанию, зашивала эти самые винные деньги своими руками в стеганый жилет товарища Лядова, известного московского большевика, перевозившего в этом жилете деньги через кордон. Деньги эти, в частности, попали в руки Бонч-Бруевича, главного издателя партии, часть их он передал другим товарищам, в том числе редактору грузинской газеты Кобе Ивановичу, то есть Иосифу Виссарионовичу. Товарищ Коба получил деньги по полному праву, потому что был одним из наставников Камо, помог ему, молодому, необученному бойцу партии, стать профессиональным революционером, боевиком, экспроприатором, грозой провокаторов... Не стал Камо, как хотел было, вольноопределяющимся. Стал пролетарским боевиком. Однако Камо никакой не пролетарий: родился у непутевого отца - мясоторговца, дед его - священник. Природа наделила Камо бесстрашием, железной волей, даром внушения, лидерства и необыкновенного актерского перевоплощения. Его видели в одеянии князя, в мундире офицера, форме студента, в платье крестьянина... Как раз в мундире офицера произвел он на главной площади Тифлиса акцию, прославившую его в партии как удачливейшего экспроприатора. Но Камо и убивал провокаторов, о чем пишет Бонч-Бруевич, а убив, сбросил одного из них в прорубь Невы, о чем рассказ впереди. Первая встреча Ленина и Камо произошла за год до ограбления на Эриванской площади. (До недавнего времени на ней стоял монумент вождю, и носила она его имя, как мы видим, не без основания, потому что Ленин - вдохновитель неслыханного в истории Кавказа грабежа средь бела дня. Конвой из 16 стражников боевики Камо перестреляли, досталось прохожим, лошадям. Бомбы и выстрелы гремели несколько минут.). Как пишет жена Камо Софья Медведева: "Свое первое свидание с Лениным Камо описал так: Ильич встретил его сдержанно, сел к нему боком и прикрыл глаза ладонью, как бы защищая их от света лампы. Камо все же заметил между неплотно сложенными пальцами рук испытующий взгляд Владимира Ильича. Беседа затянулась. Ленин расспрашивал о ходе партизанской войны на Кавказе, он ставил ее в пример другим краям. Благодарил за деньги, доставленные Военно - техническому комитету большевиков. С нарастающим интересом наблюдал, как Камо потрошил "странную штуку". Между двойных шкурок бурдюка лежали документы огромной важности: отчет о работе кавказских большевиков, планы, связанные с подготовкой к Объединительному съезду, перечень вопросов, ответить на которые мог лишь Владимир Ильич" (про банкноты эта дама умалчивает. - Прим. ред.). Что же этих людей объединяло долгие годы от той первой встречи до дня, когда на гроб успокоившегося боевика лег венок с надписью: "Незабываемому Камо от Ленина и Крупской"? Что общего между сыном мясоторговца и сыном педагога, между волжанином и кавказцем, европейски образованным интеллектуалом и не одолевшим школы недоучкой? Их объединяла страсть к конспирации, подпольной технике, к переодеваниям, подлогам, мистификациям, к партизанской борьбе (то есть убийствам "начальствующих лиц", налетам на полицейские участки, городовых и т. д.), наконец, к экспроприациям, вооруженным захватам банков, касс. Страсть к экспроприациям прослеживается через всю жизнь Ильича с того момента, когда он сформировался как марксист. Великие его учители Маркс и Энгельс благосклонны были к "партизанской войне", их верный ученик обожал эту самую войну, писал о ней множество раз с чувством возвышенным, словами взвешенными, с какими профессиональные адвокаты на суде произносят речи о закоренелых негодяях. В тайной ленинской инструкции, написанной в октябре 1905-го, под названием "Задачи отрядов революционной армии" читаем: "...убийство шпионов, полицейских, жандармов, взрывы полицейских участков, освобождение арестованных, отнятие правительственных денежных средств для обращения их на нужды восстания - такие операции уже ведутся везде, где разгорается восстание, и в Польше, и на Кавказе, и каждый отряд революционной армии должен быть немедленно готов к таким операциям". На совести автора инструкции среди множества разных случившихся в дни первой революции убийств, произошедших, когда "отряды революционной армии" взялись за оружие, лежит также малоизвестное преступление, случившееся в Петербурге, когда Ильич жил в нем на нелегальном положении. Оно поразительно напоминает преступление, описанное Федором Достоевским в романе "Бесы". Первоосновой трагедии, поразившей писателя, как известно, стало убийство главарем революционной организации "Народная расправа" Сергеем Нечаевым студента Петровской академии Иванова, заподозренного революционерами в измене. "Советская историческая энциклопедия" представляет Сергея Нечаева как "человека сильного характера и большого мужества, фанатически преданного идее революции". Сергей Нечаев известен не только как убийца, но и как автор "Катехизиса революционера", призывавшего ради революции идти на любые преступления: убийства, шантаж, провокации. Осужденный как уголовный преступник, Сергей Нечаев, отсидев десять лет в Петропавловской крепости, умер до появления в Питере Владимира Ульянова. Последний, оказывается, хорошо знал все, что связано было с этим злодеем. В беседах с другом молодости партийным издателем Владимиром Бонч-Бруевичем Ленин высказывался о Сергее Нечаеве как о титане революции, "пламенном революционере", который "должен быть весь издан". В то же время вождь возмущался романом "Бесы". "В. И. нередко заявлял о том, какой ловкий трюк проделали реакционеры с Нечаевым с легкой руки Достоевского и его омерзительного, но гениального романа "Бесы", когда даже революционная среда стала относиться отрицательно к Нечаеву", - свидетельствовал В. Д. Бонч-Бруевич в журнале "Тридцать дней" в 1934 году. Так вот, убийство, о котором я хочу рассказать, произошло спустя тридцать пять лет после убийства студента Иванова, но не в Москве, а в Питере, с легкой руки Владимира Бонч-Бруевича, и, по всей вероятности, с санкции Владимира Ильича. "Не может этого быть, - опять скажут верные ленинцы, - очередная клевета". Не спешите, товарищи, с опровержениями, закажите в хорошей библиотеке книгу Владимира Бонч-Бруевича, изданную в 1933 году в Ленинграде под названием "Большевистские издательские дела в 1905-1907 годах". Отрывок из этой книги печатался не раз в "Воспоминаниях о Ленине". Однако в этом отрывке, конечно, никакого намека на убийство нет. Но если открыть XII главу книги 1983 года, то на 61-68-й страницах можно прочесть детально описанную историю, которая позволяет сделать столь решительный вывод о соучастии автора воспоминаний и его друга в преступлении. Оно очень напоминает историю, которая потрясла мыслящую Россию, узнавшую о трагедии в парке Петровско - Разумовской сельскохозяйственной академии, где произошел самосуд "бесов" революционеров над студенгом И. И. Ивановым. Только об убийстве в Питере никто в 1906-м не узнан. Узнали о нем много лет спустя, в 1933 году, но никто не придал тогда значения писанию Бонч-Бруевича: в то время страна перестала обращать внимание на единичные убийства, живя в преддверии "большого террора". Дело было так. Руководитель боевой организации большевиков Никитич и его товарищ по кличке Калоша рекомендовали Бонч-Бруевичу курьером в газету "Новая жизнь" парня по имени Володя, сына бедной женщины, хорошо известной Никитичу и Калоше. Из газеты перешел их протеже на службу в партийный книжный склад, которым управлял Бонч. Однажды на склад нагрянула в очередной раз полиция. Хорошо ладивший с ней хозяин подготовился к налету: все крамольное упрятал. Однако на самом видном месте каким-то образом оказались две пачки запрещенных брошюр. Пришлось приставу отстегнуть 25 рублей в дополнение к полученным 50. Кто подстроил, эту провокацию? Это сделать мог по наущению пристава кто-нибудь из рабочих. Однако Бонч заподозрил именно непутевого Володьку, хотя ему лично не было совершенно никакого резона ставить книжный склад в пиковое положение, подвергать его риску закрытия. В таком случае он лишался не только работы, полученной по протекции, но и жилья. Бездомный Володька поселился в комнаге склада, который помещался в большой многокомнатной квартире дома № 9 на Караванной улице. Володька жил тут припеваючи, водил к себе на ночь, когда склад не работал, девиц. Они-то и вывели его на чистую воду. Всеми было замечено, что живет Володька не по средствам, одевается во все новое. По словам Бонча, он "весь был неестественен". "После визита пристава, - пишет автор, - у меня не оставалось ни малейшего сомнения, что это дело его рук, и я твердо решил узнать о нем всю подноготную. Он издавна мне не нравился". Началось, как теперь говорят, "частное расследование" хозяина книжного склада. То был необычный склад. Дело даже не в том, что в нем хранилась нелегальная литература: подобным полицейских удивить тогда было нельзя. Все баловались нелегальщиной. Помещение склада использовалось для тайных заседаний Петербургского партийного комитета, на которые являлся Владимир Ильич, все тот же Никитич, он же член ЦК Леонид Красин, и другие вожди партии. Вот на какой склад по рекомендации товарищей попал, сам того не ведая, Володька. Агенты Бонча быстро выяснили, что курьер склада бражничает в трактире и даже стали свидетелями драки, во время которой по адресу избитого Володьки неслись слова: - Проваливай отсюда, шпионская морда, иначе не быть тебе живым! Вскоре заявились на склад девицы, из-за которых случилась драка в трактире, и заявили принявшему их любезно Владимиру Дмитриевичу, показывая на комнату Володьки: - Тут по ночам идет постоянная пьянка и бражка. А мы знаем, что Володька деньги получает от сыщика... Таким образом девицы свели счеты со своим обидчиком и удалились. А за парнем продолжили наблюдение и увидели однажды в трактире, что за шкафом Володька переговорил с сыщиком, передал ему какието бумажки, а получил рубли... - Я поехал к Красину, сообщив, что его протеже - несомненный шпион, пишет Бонч-Бруевич. - То-то я замечаю, у меня пропадают бумажки, - сказал Калоша, также протежировавший Володьке. Парня немедленно рассчитали, якобы за пьянку, хотя ничего такого себе публично он не позволял. Не замечен был и в воровстве, хотя его провоцировали, выставляли на видном месте дорогие книги, чтобы он их унес. Казалось, на этом можно было бы поставить точку: парня уволили, дверь склада за ним закрылась... Но судьба его была решена иначе. - Вам возиться с ним не нужно, - приказал Никитич, - а его надо передать нашим боевикам... Владимир Дмитриевич не стал спорить. И тем самым стал соучастником преступления, которому дал ход. Теперь позволю пространную цитату Бонча, которая меня привела в шоковое состояние: "Боевики тотчас взяли Володьку на учет, проследили его до мелочей, и только когда установили его полную причастность к охранному отделению, то он был уничтожен группой боевиков, действовавшей под руководством Камо. Это было сделано так, что он, исчезнув с квартиры, больше, конечно, туда не явился и нигде был не найден. Вероятнее всего, течением реки Невы труп его отнесло под льдом куда-либо очень далеко, когда после того как он был спущен в прорубь на глухом переходе через Неву". Да, убили парня и бросили в прорубь, Так что мать, попросившая Никитича составить протекцию сыну, даже не похоронила своего незадачливого Володьку. От кого узнал Владимир Дмитриевич про "исчезновение с квартиры" и другие криминальные подробности кровавой драмы, не попавшей на страницы ни уголовной хроники, ни романа, наподобие "Бесов"? Ясно, что такое можно было узнать только от непосредственных участников убийства, опускавших под лед труп несчастного Володьки, или от Никитича, давшего команду провести эту боевую операцию, которая состоялась с ведома Владимира Дмитриевича Бонч-Бруевича и очевидно, Владимира Ильича Ульянова (Ленина), призвавшего убивать шпионов. Боевая организация была под его контролем. Да, Володька - пренеприятный тип, может быть, даже осведомитель охранки, тащил бумажки у товарища Калоши, что не мешало тому разгуливать по столичному граду. Но кто дал право покончить с ним? Кто такие Владимир Дмитриевич и Владимир Ильич, тезки несчастного Володьки, поступившие с ним точно так же, как некогда Сергей Нечаев со студентом Ивановым? Кто им дал право судить и убивать? С таких, как этот несчастный Володька, утопленный в невской проруби, очевидно, следует начать счет жертв большевисгской партии, убитых ее карателями еще в далеком 1906 году. Так на практике проводилась в жизнь инструкция вождя о "задачах отрядов революционной армии", где первым пунктом стояло убийство шпионов. Истины ради нужно сказать, что экспроприации, так радовавшие сердце Владимира Ильича, вызывали ярость у многих социал - демократов, особенно у меньшевиков. На четвертом (Объединительном) съезде партии, состоявшемся в Стокгольме в 1906 году, подвиги боевиков - кавказцев не заслужили оваций. Подавляющим большинством голосов съезд принял решение - запретить членам партии любые экспроприации. Но большевики и их боевики, сформировавшиеся к этому времени в профессиональные группы, если не сказать банды, не подумали выполнять это решение. Спустя год состоялся в Лондоне пятый съезд партии, куда из России по подложным документам, под кличками съезжается цвет социал-демократии большевики и меньшевики, среди них товарищи с Кавказа, в гом числе Коба Иванович, т. е. Сталин. И на этом съезде "эксы" запретили. Когда был этот пятый лондонский съезд? В мае, закончился 1 июня. Когда свершился главный подвиг Камо на Эриванской площади? 13 июня 1907 года. И позднее его группа была нацелена на такие "эксы". Значит, кавказские большевики, лично товарищ Коба Иванович, плевали на решения двух партийных съездов. Почему? Да потому, что резолюцию о "партизанских выступлениях", запрещавшую "эксы", они считали... меньшевистской, прошедшей, по словам товарища Сталина, "совершенно случайно". В известной статье "Лондонский съезд РСДРП" он писал, что большевики на этот раз не приняли боя, не захотели его довести до конца, просто из желания "дать хоть раз порадоваться меньшевикам"... Сам-то он лично не голосовал по той причине, что не имел права решающего голоса, иначе бы оказался в меньшинстве, в компании Ленина, проголосовавшегося за "эксы". Да, вот так-то было дело, дорогие товарищи.