Холера меня не возьмет
Александр Кобринский
Холера меня не возьмет
Вхожу. Мать готовит. В комнате стоит аппетитный запах теста, пропитанного чесноком. Ставлю ногу на табурет и начинаю развязывать шнурок. Появляется отец. Я вижу его скрюченные, грубые, трудовые пальцы и склеротичные глаза.
- Тебе лень нагнуться? - взрывается он неожиданно.
Не отвечаю, потому что изменить моего отца невозможно. Во многом я похож на него. Пытаюсь отделаться восковой улыбкой. Но моя сдержанность вызывает в нем спонтанное бешенство.
Холера меня не возьмет скачать fb2, epub бесплатно
Александр Кобринский
Колесница
Из малышей нашего двора помню только Абрама - курчавого, со сливовыми и величины и ццвета глазами. Мне тогда было чуть больше пяти и ему столько же.
Мы, дети, еще продолжали жить войной, которую перенесли вместе со взрослыми в ожидании победы и поэтому для игры выбирали небезопасные места. Играть в лова любили в центре аллеи, перебегая с правой стороны на левую под носом у трамваев, ползущих навстречу друг другу.
Александр Кобринский
КАТАСТРОФА
(рассказ-повесть)
1
Человек был дураком... О его глупости можно было бы говорить с утра до вечера, но лучше всего об этом говорили факты - 35 лет, а не женат; работая руководителем группы, мечтает найти работу истопника в котельной; ненавидит телевизионные передачи, не может запомнить фамилии знаменитых артистов и многое многое другое... Человека постоянно грызла тоска, потому что друзей у него по пальцам пересчитать можно, вернее считать нечего - ни одного друга, но он не виноват - в этом городе все были умнее его - по этой причине дружить с ним никто не хотел. "Если я тоскую, значит я не совсем дурак, потому что дуракам на этом свете живется весело", - думал человек, но такое самоутешение не помогало - даже наоборот... Человек мог бы умереть от тоски, но помог случай - очищая сарай от накопившегося мусора, нашел ветхий, с облупившейся инкрустацией, ларчик. Не выбросил - отнес на-ходку домой. Открывал с помощью молотка и зубила. Ларчик раскололся. На пол высыпалась груда часов. Все без стекол, многие с обломанными стрелками - дореволюционные: швейцарские, немецкие, французские, американские - были и отечественные. Человек с любопытством рассматривал это богатство. Пересчитал: 24 карманных и 5 будильников. Отложив восемь карманных (серебряный корпус!) хотел остальные выбросить в мусоропровод, но передумал: "Отремонтировать - неплохая была бы коллекция". С этого момента у него появилось хобби. Часовых инструментов в магазинах не было, приобретал втридорога у часовщика. Приходя с работы, наспех ужинал и допоздна возился с часами. Работа двигалась медленно, но упорство победило - пять будильников украсили верх шифоньера... Приступил к остальным. Для реставрации были выбраны карманные часы с серебряным корпусом. Человек осмотрел их снаружи: головка проворачивалась, циферблат был без стрелок выщербленный, с рисками как для минут, так и для секунд. Под цифрой XII значилось - Павел Буре. Крышек было две. Между ними увидел записку. Отложив часы в сторону, осторожно развернул пожелтевшую бумагу. Текст был микроскопический - пришлось взять лупу, - склонив голову над текстом, начал читать:
Александр Кобринский
НЮМА
(рассказ)
1
- А все же она вышла за него замуж, - сказал коллега.
- Красивая баба! - сказал Нюма, наполнив фужеры.
Разговору помешал звонок. Нюма открыл дверь, В комнату вошла женщина печальная, маленькая, сутулая... Припухшие веки говорили о том, что сегодня там были слезы.
- Что случилось? - спросил Нюма.
- Случилось! - сказала женщина утвердительно.
- Говори, что случилось? - повторил Нюма.
Александр Кобринский
ОПУХОЛЬ
(рассказ-повесть)
1
Мама приказала, чтобы я ночевала у тети Нюси. Я молча оделась и вышла. Тетушка встретила ласково. Спросила, как мама себя чувствует, напоила чаем и уложила спать. Утром она пошла узнать, как там у нас. Вернулась, погладила меня по голове и сказала: "Все в порядке!"
Дома я увидела розовое личико, завернутое в пеленки. Отец поднял его надо мной и произнес хриплым голосом: "Теперь у тебя есть сестренка!" Положил ребенка в кроватку и ушел на рудник сказать, почему на работу не вышел. Новорожденной дали имя Оля. Скоро я заметила, что ей уделяют больше внимания, чем мне и тут же ощутила недовольство. Хотелось скрыться куда-нибудь надолго, чтобы меня не видели до тех пор, пока не соскучатся. И я скрывалась - когда родители начинали ссориться, убегала к Царенкам. Те обычно просили меня остаться ночевать; говорили, что как только наладится с войной, они из этих мест уедут и меня заберут с собой, но я плачу... Плачу!.. Плачу!.. Да и как не плакать, когда мне тринадцать лет и я зарабатываю - помогаю родным. Рисую игральные карты и выношу на базар, где хозяйничают полицаи и висит объявление-приказ:
Александр Кобринский
СВАДЬБА
(рассказ)
- Я здесь от тоски подыхаю.
- Что до тоски, так это точно - шмотки, продукты, мебель, легковая машина - вот и весь круг! - сказал он, сжимая коленями бутылку и ввинчивая штопор.
- Тоска тоской, а скука к нам все равно не прилипнет. Недавно с художниками познакомились - из Москвы приехали. Деньги заколачивают бешенные и тут же их пропивают, - сказала Неля, положив ногу на ногу. Платье и без того короткое, съехало, оголив мощное и упругое бедро. Кивнула на подругу, - она по своей близорукости со всеми была во флирте. Они из-за нее чуть не перегрызли друг друга, - отвернувшись от него, обратилась к ней, - ты знаешь, что мне Игорек сказал? - ты, говорит, можешь приходить, а Лена носа пусть не показывает.
А. Кобринский
"ПОВОЗКА С ИГРУШКАМИ"
начало
Мы уже вели разговор о тех, кто наводняет урны на проспектах и улицах пакетами с бытовым мусором.
Но оказывается, среди неуважающих чистоту и порядок в нашем городе есть более изобретательные товарищи.
Так, грузчик завода имени Ворошилова А. Г. Цыбульник выбросил пакет мусора прямо под дерево. Дело было на Комсомольской улице, поздно вечером.
А вот Хая Менделевна Черномордина, пенсионерка, посчитала, что самое подходящее место для ее пищевых отходов - это прилавок Нагорного рынка. Да еще в ходе разбирательства играла "прекрасную незнакомку" - называла себя Анной Михайловной и никак не могла вспомнить домашний адрес.
Александр Кобринский
ТРАВА, КОТОРАЯ ПОД НОГАМИ
(рассказ)
Солнце садилось, и, увеличиваясь в размерах, краснело. Вот оно прикоснулось к земле, спряталось наполовину, исчезло... Резкие контуры пейзажа слились с темнотой мгновенно и только далекие перистые облака светились, окрашенные в тускнейющий лиловый оттенок. Сейдахмед включил фары. Асфальт неожиданно закончился - мы ехали под уклон - машину кидало из стороны в сторону - свет, отбрасываемый фарами, плясал, высвечивая куски вывороченного серозема. Затем дорога пошла ровная и несколько погодя - на подъем. Несмотря на полнейшее безлюдие, по тракторам и каткам, возвышающимся на боковых насыпях, мы поняли, что идет строительство - может газопровод прокладывают? изредка нам попадались мощные металлические трубы. Колея, утрамбованная грузовым транспортом, раздваивалась, учетверялась и снова сходилась, успокаивая нас - мы боялись сбиться с дороги. Вскоре я заметил, что у Сейдахмеда глаза слипаются от усталости.
А. Кобринский
ПЛАЧУЩИЙ ОСЕЛ
роман-дневник
пролог
В апельсиновом саду, как раз против моих окон, каждую ночь надрывает голосовые связки беспризорный осел. Может статься, что он кричит, но моментами мне кажется, что он плачет, потому что звуки, источаемые из его пасти, становятся вдруг жалобными и надсадными. Днем дети кормят осла переспелыми арбузами. Он не голоден и тут на тебе - плачет! Плачет, потому что одухотворен. Плачет, потому что не едиными арбузами ослы живы. Но, может быть, все гораздо проще и прозаичнее. Плачет не осел. Плачу я, хотя внешне этого не видно. Любые звуки реального мира (даже те, которые по отношению ко мне нейтральны) резонируют во мне, содействуя появлению невидимых слез. Крик осла, скрежет работающего бульдозера, визг тормозных колодок проезжающей мимо машины - все это пальцы реальности на струнах моей истерзанной души. И я не исключение. У многих эмреповцев (эмигрантов-репатриантов) при малейшем воспоминании о прежней жизни наворачиваются на глазах слезы. Денно и нощно клянут они новую реальность. Прямо таки страдают. Чувствуется, что ностальгия ест их поедом. Но суть в том, что проклятия эти к реальности никак не относятся. Проблема не в ней, а в них. Надо менять себя. Но изменить себя нам, эмреповцам-гомосоветикусам, намного тяжелее, чем давить на реальность. Мы привыкли к ломке и искажению ее божественной сущности.
Россия, 2061-й. Два непересекающихся мира: богатая хайтековская Москва – закрытый мегаполис для бессмертных, живущих под «линзой» спецслужб, и Зона Светляков – бедная, патриархальная окраина, где жизнь течет по церковному календарю. Главные герои – 90-летний старик и 16-летняя девочка. Он – московский профессор, научный гений, который пытается разгадать тайны человеческого мозга, она – случайная жертва его эксперимента. Но жертвой оказывается сам экспериментатор.
Джейми Рейс – единственная студентка во всей Аляске, проснувшаяся утром 27 августа. Крис Роуз – единственный полицейский, оставшийся на Земле после рокового 2:36 на часах. Им предстоит непосильное: ей – пересечь несколько штатов, чтобы добраться до семьи, а ему – не дать себе все испортить. Ведь в этом новом мире таится что-то ужасное… Как и в самом Крисе. Когда все человечество умирает во сне, что лучше – проснуться или умереть вместе с ним?
То, что мир, в котором живет и он сам, и вся семья Филипповых, неуютен и равнодушен, Митя понял еще лет пять назад. Но другого-то нет…
Уйти некуда. Нет, есть, конечно, один способ, но это уже того… Чересчур, короче.
И тогда Митя придумал: если закрыть глаза и несильно надавить на веки пальцами, то коричневая темнота взорвется ослепительными вспышками, разноцветными сполохами, искорками и сверкающими точками, похожими на махоньких бабочек.
Батиевский сбросил скорость, и танк сразу перестап трястись и раскачиваться. Дорога пересекала полуразрушенный временем моренный вал – след древнего ледника. У бортов танка проплывали выпиравшие из-под слоя маслянисто-коричневой почвы каменные останцы и валуны, поросшие красивыми радужными перьями. Дальше дорога ныряла в узкую долину, петляла между плоскими увалами и скрывалась в клыкастой стене горной гряды.
День угасал. Яркая голубизна неба потускнела, на западе оно было еще свежее, чистое, будто умытое дождем, а на востоке клубилась сине-фиолетовая мгла, рождающая далекий глухой рокот: особенностью погоды на Юлии были шквальные ночные грозы с ураганными ветрами и смерчами.
Роберт Силверберг – Грандмастер фантастики, обладатель 6 «Небьюл», 5 «Хьюго», 8 «Локусов» и еще десятка разнообразных наград. Первый рассказ опубликовал в 19 лет, а в 21 год завоевал «Хьюго» как наиболее многообещающий молодой автор. Нередко в одном номере журнала «Amazing Stories» или «Fantastic» появлялись несколько его рассказов под разными псевдонимами, которых у него было больше трех десятков. В ранний период своего творчества Силверберг стремился охватить как можно большую читательскую аудиторию, не пренебрегая ни одним из жанров – писал научпоп, детективы, эротику. В 1967–1976 годах он полностью сосредоточился на фантастике, заслужив любовь как почитателей твердой НФ, так и фэнтези-саг (цикл «Маджипура»). «Умирая в себе» – роман, удостоенный мемориальной премии Джона Кэмпбелла, – повествует о нелегкой судьбе телепата, пытающегося смириться с особенностями своего дара. Экстраординарные способности постепенно разрушают доброго и чуткого Дэвида, пожирают его личность. Во втором романе, «Книга черепов», компания студентов отправляется в путешествие по пустыне с целью проникнуть в заповедное Братство Черепов и раскрыть секрет бессмертия, которым, по слухам, обладают таинственные члены затерянного в аризонской глуши культа. Для этих парней бессмертие – весьма привлекательная игрушка, вот только не слишком ли дорогую цену придется заплатить за обладание ею?
Выпускники Императорского училища пограничной стражи имени князя Воротынского вообще редко оставались служить в столицах. Мне выпала Терра-6, вошедшая в состав Империи совсем недавно и, что гораздо важнее, не полностью. Вцепиться мы в нее сумели. Мертвой хваткой. Планету даже неофициально называют русским именем Победа. Но целиком она России вряд ли когда-нибудь достанется. Техники хватает, средства есть, желание осваивать новые земли имеется, но катастрофически не хватает людей.
«Большой подскок»… Это было весело. Идею рассказа действительно придумал я, и она мне все еще нравится. Её суть в непосредственном преобразовании тепловой энергии в электрическую или кинетическую. Идея, лежащая в основе истории, возникла в результате покупки мною первого кондиционера и осознания того, что мне нужно будет заплатить за эту систему и подключить к ней электричество, то есть, подвести энергию к системе, чтобы удалить энергию из моей комнаты. Это казалось мне ужасным, и я хотел найти способ это обойти. <…> Позже Айзек Азимов сказал мне, что такое невозможно, что я нарушаю второй закон термодинамики, но ведь я находился в другом штате, где этот закон не действовал» (У. Тевис).
Т.В.Кобржицкая
Увлекательный мир сказки
Дорогие ребята, вы, конечно, давно уже полюбили сказки. Полюбили ещё тогда, когда были совсем маленькими, когда ещё сами не умели читать, и сказки рассказывали вам ваши бабушки, дедушки, мамы. Однако сказки любят не только дети, но и взрослые. Чем же так замечательны сказки? В чём их привлекательность, сила?
Давайте вместе подумаем, за что мы любим сказки?
Пожалуй, прежде всего за то, что в сказках реальность всегда соседствует с вымыслом. Фантастичность сказки, полёт мысли, достижение того, что казалось совсем недостижимым, - всё это действительно захватывает. Чуточку волшебства - и всё делается возможным, осуществляются самые смелые и дерзновенные мечты. Человек должен верить в себя, в неограниченные возможности своего духа, в сегодняшний день и в лучшее завтра. И сказка всегда помогает человеку в этом.
Эдуард Кочергин
Питерские былички
От автора
Эти две былички - продолжение напечатанных ранее в "Знамени" рассказов о праведных людях, опущенных жизнью, времен крутой Совдепии - 40-60-х годов прошлого столетия.
Иван Светописец - наш островной тип. Мим Хасан Мусин - не здешний, но полюбился городу и стал нашим. Оба делателя жизни оставили след в памяти Питера. Время и людская молва наложили на реально существовавших персонажей некую фантазийную патину. Но это не легенды, а питерские былички.
Илья Кочергин
По дороге домой
(Алтайские рассказы)
Три алтайки сидят на скамейке в Юркиной кухне и смотрят, как я пью чай. Это соседки, которые пришли поболтать с Чечек. А Чечек ставит на плиту сковородку с лапшой, прикрывает поддувало у печки и объясняет мне:
- Сашка уехал, к вам туда уехал уже неделю как. Рыбачить. Пацанов всех своих взял, Катьку взял, и они поехали. Он на своем "трумэне" поехал, наверное, оставил его у Иваныча в Ташту-Бажи, а дальше на лошадях.
Илья Кочергин
Рахат
(Алтайские рассказы)
Эрик с седлом под мышкой стоял на носу подходящей "Береники", поджимал губы и смотрел в небо. При этом еще качал головой, и я понял, что он будет разговаривать со мной очень холодно.
Я принял трап, - он слез, вручил мне мешок с продуктами, и мы молча пошли вверх по дороге. Ружья и седло он нес сам - обижался. Эти ружья я забыл на "Беренике", когда мы с Антоном забрасывали на метеостанцию все наше снаряжение. Мое, Эрика и Антона. Все вещи сгрузил, а ружья стояли для лучшей сохранности в рубке у капитана, а не на палубе, я их и позабыл. И Антон не напомнил. Хорошо, что капитан, вернувшись в поселок, зашел к Эрику, хорошо, что Эрик был дома. Теперь вот Эрик приехал, а мне еще ему одно неприятное известие надо было сообщить.