Хрустальное сердце

Хрустальное сердце

ХРУСТАЛЬHОЕ СЕРДЦЕ

Смерть живая - не ужас;

Ужас - мёртвая жизнь.

Алексей Прасолов

- Дыханье моё!

Hу, как ты? Как настроение? Я и не сомневался, что хорошее... А что у меня? Как всегда, хандра. Погода, что ли, так действует? Или книжка?.. А вот, на коленях. Знаешь, очень интересная. О китайцах. Занимательная штука, эти их иероглифы. Такая глубина в них и такая простота, что даже тоскливо сделалось - как делается всегда, когда вижу что-нибудь грандиозное и вспоминаю о своей ординарности и никчёмности. Хочешь знать, как выглядит по-китайски женщина? Вернее, иероглиф, обозначающий женщину? Представь себе: две ноги и над ними - что бы ты думала?- ко-ро-мыс-ло! В этом есть какая-то своя правда. А счастье знаешь, какое оно у китайцев? Тут два иероглифа, понятие-то довольно громоздкое: женщина-иероглиф и ребенок-иероглиф. Как просто, да?.. А две женщины-иероглифа обозначают ссору, скандал. А три - разврат! Hет, не вру. Так прямо и написано: раз-врат! Зато пейзаж по-китайски звучит просто метафорой: профиль ветра! Вот если бы начать рассказ такой роскошной фразой: "Профиль ветра за окном был сер, дождлив и грязен; пегий жеребенок пил из лужи коричневую воду осени..." Дарю тебе это начало. Что, не нравится? Hеужто не чувствуешь в этой фразе тонкого восточного аромата? Она пахнет тушью на влажном шёлке... Я, похоже, никогда уж ничего не начну - даже такой забойной фразой... Hет, ты вправду ничего за этим началом не видишь? Да ты после этого... Кто? Hу, кто, кто... Любимая моя, желанная моя, зайчик мой...

Другие книги автора Автор неизвестен -- Биографии и мемуары

«Отец Арсений» – это сборник литературно обработанных свидетельств очевидцев о жизни современного исповедника – их духовного отца, а также их рассказы о своей жизни. Первые издания распространились по всей России и за ее пределами и сделали книгу «Отец Арсений» одной из самых любимых в православном мире. Книга переведена и издана на английском и греческом языках. Она явила образ святого, внутренне тождественный православной святости всех времен, но имеющего неповторимые черты подвижника нового времени. В новом издании впервые печатается пятая часть «Возлюби ближнего своего», переданная издателям после выхода в свет предыдущих изданий.

Предсмертные письма советских борцов против немецко-фашистских захватчиков. 1941 — 1945

Что такое любовь? Когда она появилась? Об этом спорят писатели, философы, ученые уже не одну тысячу лет. Любовь бывает страстная, неразделенная, первая, странная, сильная, всепобеждающая. Любовь может как очистить человеческую душу, так и привести к измене или предательству. Что может научить любви? Как построить отношения между возлюбленными? Как сделать отношения в семье гармоничными? Как правильно воспитать детей, чтобы они уважали своих родителей? Обо всем этом пойдет разговор в этой книге. И хотя советы для влюбленных написал древний китайский философ Конфуций много тысяч лет назад, они актуальны до сих пор. Также вы познакомитесь с биографией Конфуция, самого почитаемого китайского мудреца, и узнаете интересные факты о любви.

Народный роман о султане Бейбарсе повествует об удивительной судьбе невольника, ставшего султаном Египта, о необыкновенных и сверхъестественных приключениях, кровопролитных войнах мусульман с крестоносцами и борьбе султана с коварными интригами злого и хитрого врага Хуана. Фантазия народных рассказчиков приукрасила образ реально-существовавшего султана-деспота, наделив его силой и храбростью сказочного героя, а также мудростью и справедливостью' «идеального» правителя.

Князь сей Дмитрий родился от именитых и высокочтимых родителей: был он сыном князя Ивана Ивановича, а мать его — великая княгиня Александра. Внук же он православного князя Ивана Даниловича, собирателя Русской земли, корня святого и Богом насажденного сада, благоплодная ветвь и цветок прекрасный царя Владимира, нового Константина, крестившего землю Русскую и сородич от новых чудотворцев Бориса и Глеба. Воспитан же был он в благочестии и в славе, с наставлениями душеполезными, и с младенческих лет возлюбил бога. Когда же отец его, великий князь Иван, покинул сей мир и удостоился небесной обители, он остался девятилетним ребенком с любимым своим братом Иваном. Потом же и тот умер, также и мать его Александра преставилась, и остался он на великом княжении.

Алексей Константинович Толстой: об авторе

Толстой (граф Алексей Константинович) - известный поэт и драматург. Родился 24 августа 1817 г. в Петербурге. Мать его, красавица Анна Алексеевна Перовская, воспитанница гр. А. К. Разумовского, вышла в 1816 г. замуж за пожилого вдовца гр. Константина Петровича Т. (брата известного художника-медальера Федора Т.). Брак был несчастлив; между супругами скоро произошел открытый разрыв. В автобиографии Т. (письмо его к Анджело Де-Губернатису при I т. "Соч." Т.) мы читаем: "еще шести недель я был увезен в Малороссию матерью моею и моим дядею со стороны матери, Алексеем Алексеевичем Перовским, бывшим позднее попечителем харьковского университета и известным в русской литературе под псевдонимом Антона Погорельского. Он меня воспитал и первые мои годы прошли в его имении". Восьми лет Т., с матерью и Перовским, переехал в Петербург. При посредстве друга Перовского Жуковского - мальчик был представлен тоже восьмилетнему тогда наследнику престола, впоследствии императору Александру II, и был в числе детей, приходивших к цесаревичу по воскресеньям для игр. Отношения, таким образом завязавшиеся, продолжались в течение всей жизни Т.; супруга Александра II, императрица Мария Александровна, также ценила и личность, и таланта Т. В 1826 г. Т. с матерью и дядею отправился в Германию; в памяти его особенно резко запечатлелось посещение в Beймаре Гете и то, что он сидел у великого старика на коленях. Чрезвычайное впечатление произвела на него Италия, с ее произведениями искусства. "Мы начали", пишет он в автобиографии, "с Венеции, где мой дядя сделал значительные приобретения в старом дворце Гримани. Из Венеции мы поехали в Милан, Флоренцию, Рим и Неаполь, - и в каждом из этих городов росли во мне мой энтузиазм и любовь к искусству, так что по возвращении в Poccию я впал в настоящую "тоску по родине", в какое-то отчаяние, вследствие которого я днем ничего не хотел есть, а по ночам рыдал, когда сны меня уносили в мой потерянный рай". Получив хорошую домашнюю подготовку, Т. в средине 30-х гг. поступил в число так назыв. "архивных юношей", состоявших при московском главном архиве мин. иностр. дел. Как "студент архива", он в 1836 г. выдержал в московском унив. экзамен "по наукам, составлявшим курс бывшего словесного факультета", и причислился к русской миссии при германском сейме во Франкфурте на Майне. В том же году умер Перовский, оставив ему все свое крупное состояние. Позднее Т. служил во II отд. собств. Его Ими. Вел. канцелярии, имел придворное звание и, продолжая часто ездить заграницу, вел светскую жизнь. В 1855 г., во время крымской войны, Т. хотел организовать особое добровольное ополчение, но это не удалось, и он поступил в число охотников так назыв. "стрелкового полка Императорской фамилии". Участия в военных действиях ему не пришлось принять, но он едва не умер от жестокого тифа, унесшего около Одессы значительную часть полка. Во время болезни ухаживала за ним жена полковника С. А. Миллер (урожд. Бахметьева), на которой он позднее женился. Письма его к жене, относящиеся к последним годам его жизни, дышат такою же нежностью, как и в первые годы этого очень счастливого брака. Во время коронации в 1856 г., Александр II назначил Т. флигель-адъютантом, а затем, когда Т. не захотел остаться в военной службе, егермейстером. В этом звании, не неся никакой службы, он оставался до самой смерти; только короткое время был он членом комитета о раскольниках. С средины 60-х гг. его некогда богатырское здоровье - он разгибал подковы и свертывал пальцами винтообразно зубцы вилок пошатнулось. Жил он, поэтому, большею частью за границей, летом в разных курортах, зимою в Италии и Южной Франции, но подолгу живал также в своих русских имениях - Пустыньке (возле ст. Саблино, под Петербургом) и Красном Роге (Мглинского у., Черниговской губ., близь гор. Почепа), где он и умер 28 сентября 1875 г. В личной жизни своей Т. представляет собою редкий пример человека, который не только всячески уклонялся от шедших ему на встречу почестей, но еще должен был выдерживать крайне тягостную для него борьбу с людьми; от души желавшими ему добра и предоставлявшими ему возможность выдвинуться и достигнуть видного положения. Т. хотел быть "только" художником. Когда в первом крупном произведении своем - поэме, посвященной душевной жизни царедворца-поэта Иоанна Дамаскина - Т. говорил о своем герое: "любим калифом Иоанн, ему, что день, почет и ласка" - это были черты автобиографические. В поэме Иоанн Дамаскин обращается к калифу с такою мольбою: "простым рожден я быть певцом, глаголом вольным Бога славить... О, отпусти меня, калиф, дозволь дышать и петь на воле". Совершенно с такими же мольбами встречаемся мы в переписке Т. Необыкновенно мягкий и нежный, он должен был собрать весь запас своей энергии, чтобы отказаться от близости к Государю, которому, когда он заболел под Одессой, по несколько раз в день телеграфировали о состоянии его здоровья. Одно время Т. поколебался было: ему показалось привлекательным быть при Государе, как он выразился в письме к нему, "бесстрашным сказателем правды" - но просто придворным Т. не хотел быть ни в каком случай. В его переписке ясно отразилась удивительно благородная и чистая душа поэта; но из нее же видно, что изящная его личность была лишена силы и тревоги, мир сильных ощущений и мук сомнения был ему чужд. Это наложило печать на все его творчество. Т. начал писать и печатать очень рано. Уже в 1841 г., под псевдонимом Краснорогский, вышла его книжка: "Упырь" (СПб.). Т. впоследствии не придавал ей никакого значения и не включал в собрание своих сочинений; ее лишь в 1900 г. переиздал личный друг его семьи, Владимир Соловьев. Это - фантастический рассказ в стиле Гофмана и Погорельского Перовского. Белинский встретил его очень приветливо. Длинный промежуток времени отделяет первое, мимолетное появление Т. в печати от действительного начала его литературной карьеры. В 1854 г. он выступил в "Современнике" с рядом стихотворений ("Колокольчики мои", "Ой стога" и др.), сразу обративших на него внимание. Литературные связи его относятся еще к сороковым годам. Он был хорошо знаком с Гоголем, Аксаковым, Анненковым, Некрасовым, Панаевым и особенно с Тургеневым, который был освобожден от постигшей его в 1852 г. ссылки в деревню благодаря хлопотам Т. Примкнув ненадолго к кружку "Современника", Т. принял участие в составлении цикла юмористических стихотворений, появившихся в "Современнике" 1854 - 55 гг. под известным псевдонимом Кузьмы Пруткова. Весьма трудно определить, что именно здесь принадлежит Т., но несомненно, что его вклад был не из маловажных: юмористическая жилка была очень сильна в нем. Он обладал даром весьма тонкой, хотя и добродушной насмешки; многие из лучших и наиболее известных его стихотворений обязаны своим успехом именно иронии, в них разлитой (напр. "Спесь", "У приказных ворот"). Юмористически-сатирические выходки Т. против течений 60-х гг. ("Порой веселой мая", "Поток-богатырь" и др.) не мало повлияла на дурное отношение к нему известной части критики. Видное место занимают юмористические пассажи и в цикле толстовских обработок былинных сюжетов. Никогда не стесняясь в своих юмористических выходках посторонними соображениями, этот, по мнению многих из своих литературных противников, "консервативный" поэт написал несколько юмористических поэм, до сих пор не включаемых в собрание его сочинений и (не считая заграничных изданий) попавших в печать только в восьмидесятых годах. В ряду этих поэм особенною известностью пользуются две: "Очерк русской истории от Гостомысла до Тимашева" ("Рус. Старина", 1878, т. 40) и "Сон Попова" (ib., 1882, No 12). Первая из них представляет собою юмористическое обозрение почти всех главных событий истории России, с постоянным припевом: "порядка только нет". Поэма написана в намеренно вульгарном тоне, что не мешает некоторым характеристикам быть очень меткими (напр. об Екатерине II: "Madame, при вас на диво порядок процветет" - писали ей учтиво Вольтер и Дидерот; "лишь надобно народу, которому вы мать, скорее дать свободу, скорей свободу дать". Она им возразила: "Messieurs, vons me comblez", и тотчас прикрепила украинцев к земле"). "Сон статского советника Попова" еще более комичен. Написанные в народном стиле стихотворения, которыми дебютировал Т., особенно понравились моск. славянофильскому кружку; в его органе, "Рус. Беседе", появились две поэмы Т.: "Грешница" (1858) и "Иоанн Дамаскин" (1859). С прекращением "Рус. Беседы" Т. становится деятельным сотрудником Катковского "Рус. Вестника", где были напечатаны драматическая поэма "Дон-Жуан" (1862), историч. роман "Князь Серебряный" (1863) и ряд архаически-сатирических стихотворений, вышучивающих материализм 60-х гг. В "Отеч. Зап. " 1866 г. была напечатана первая часть драматической трилогии Т. - "Смерть Иоанна Грозного", которая в 1867 г. была поставлена на сцене Александринского театра в С. Петербурге и имела большой успех, не смотря на то, что соперничество актеров лишало драму хорошего исполнителя заглавной роли. В следующем году эта трагедия, в прекрасном переводе Каролины Павловой, тоже с большим успехом, была поставлена на придворном театре лично дружившего с Т. великого герцога Веймарского. С преобразованием в 1868 г. "Вестника Европы" в общелитературный журнал, Т. становится его деятельным сотрудником. Здесь, кроме ряда былин и других стихотворений, были помещены остальные две части трилогии - "Царь Федор Иоаннович" (1868, 5) и "Царь Борись" (1870, 3), стихотворная автобиографическая повесть "Портрет" (1874, 9) и написанный в Дантовском стиле рассказ в стихах "Дракон". После смерти Т. были напечатаны неоконченная историч. драма "Посадник" и разные мелкие стихотворения. Меньше всего выдается художественными достоинствами чрезвычайно популярный роман Т.: "Князь Серебряный", хотя он несомненно пригоден как чтение для юношества и для народа. Он послужил также сюжетом для множества пьес народного репертуара и лубочных рассказов. Причина такой популярности - доступность эффектов и внешняя занимательность; но роман мало удовлетворяет требованиям серьезной психологической разработки. Лица поставлены в нем слишком схематично и одноцветно, при первом появлении на сцену сразу получают известное освещение и с ним остаются без дальнейшего развития не только на всем протяжении романа, но даже в отделенном 20 годами эпилоге. Интрига ведена очень искусственно, в почти сказочном стиле; все совершается по щучьему велению. Главный герой, по признанию самого Т. - лицо совершенно бесцветное. Остальные лица, за исключением Грозного, сработаны по тому условно-историческому трафарету, который установился со времен "Юрия Милославского" для изображения древнерусской жизни. Т. хотя и изучал старину, но большею частью не по первоисточникам, а по пособиям. Сильнее всего отразилось на его романе влияние народных песен, былин и лермонтовской "Песни о купце Калашникове". Лучше всего удалась автору фигура Грозного. То безграничное негодование, которое овладевает Т. каждый раз, когда он говорит о неистовствах Грозного, дало ему силу порвать с условным умилением пред древнерусскою жизнью. По сравнению с романами Лажечникова и Загоскина, еще меньше заботившихся о реальном воспроизведении старины, "Кн. Серебряный", представляет собою, однако, шаг вперед. Несравненно интереснее Т. как поэт и драматурга. Внешняя форма стихотворений Т. не всегда стоит на одинаковой высоте. Помимо архаизмов, к которым даже такой ценитель его таланта, как Тургенев, относился очень сдержанно, но которые можно оправдать ради их оригинальности, у Т. попадаются неверные ударения, недостаточные рифмы, неловкие выражения. Ближайшие его друзья ему на это указывали и в переписке своей он не раз возражает на эти вполне благожелательные упреки. В области чистой лирики лучше всего, соответственно личному душевному складу Т., ему удавалась легкая, грациозная грусть, ничем определенным не вызванная. В своих поэмах Т. является поэтом описательным по преимуществу, мало занимаясь психологией действующих лиц. Так, "Грешница" обрывается как раз там, где происходит перерождение недавней блудницы. В "Драконе", по словам Тургенева (в некрологе Т.), Т. "достигает почти Дантовской образности и силы"; и действительно, в описаниях строго выдержан дантовский стиль. Интерес психологический из поэм Т. представляет только "Иоанн Дамаскин". Вдохновенному певцу, удалившемуся в монастырь от блеска двора, чтобы отдаться внутренней духовной жизни, суровый игумен, в видах полного смирения внутренней гордыни, запрещает предаваться поэтическому творчеству. Положение высоко-трагическое, но заканчивается оно компромиссом: игумену является видение, после которого он разрешает Дамаскину продолжать слагать песнопения. Всего ярче поэтическая индивидуальность Т. сказалась в исторических балладах и обработках былинных сюжетов. Из баллад и сказаний Т. особенною известностью пользуется "Василий Шибанов"; по изобразительности, концентрированности эффектов и сильному языку - это одно из лучших произведений Т. Описанных в старорусском стиле стихотворениях Т. можно повторить то, что сам он сказал в своем послании Ивану Аксакову: "Судя меня довольно строго, в моих стихах находишь ты, что в них торжественности много и слишком мало простоты". Герои русских былин в изображении Толстого напоминают французских рыцарей. Довольно трудно распознать подлинного вороватого Алешу Поповича, с глазами завидущими и руками загребущими, в том трубадуре, который, полонив царевну, катается с нею на лодочке и держит ей такую речь: "..... сдайся, сдайся, девица душа! я люблю тебя царевна, я хочу тебя добыть, вольной волей иль неволей, ты должна меня любить. Он весло свое бросает, гусли звонкие берет, дивным пением дрожащий огласился очерет... " Не смотря, однако, на несколько условный стиль толстовских былинных переработок, в их нарядном архаизме нельзя отрицать большой эффектности и своеобразной красоты. Как бы предчувствуя свою близкую кончину и подводя итог всей своей литературной деятельности, Т. осенью 1875 г. написал стихотворение "Прозрачных облаков спокойное движенье", где, между прочим, говорит о себе: Всему настал конец, прийми-ж его и ты Певец, державший стяг во имя красоты. Это самоопределение почти совпадает с тем, что говорили о Т. многие "либеральные" критики, называвшие его поэзию типичною представительницею "искусства для искусства". И, тем не менее, зачисление Т. исключительно в разряд представителей "чистого искусства" можно принять только с значительными оговорками. В тех самых стихотворениях на древнерусские сюжеты, в которых всего сильнее сказалась его поэтическая индивидуальность, водружен далеко не один "стяг красоты": тут же выражены и политические идеалы Т., тут же он борется с идеалами, ему не симпатичными. В политическом отношении он является в них славянофилом в лучшем смысле слова. Сам он, правда (в переписке), называет себя решительнейшим западником, но общение с московскими славянофилами все же наложило на него яркую печать. В Аксаковском "Дне" было напечатано нашумевшее в свое время стихотворение "Государь ты наш батюшка", где в излюбленной им юмористической форме Т. изображает петровскую реформу как "кашицу", которую "государь Петр Алексеевич- варит из добытой "за морем- крупы (своя якобы "сорная"), а мешает "палкою"; кашица "крутенька" и "солона", расхлебывать ее будут "детушки". В старой Руси Толстого привлекает, однако, не московский период, омраченный жестокостью Грозного, а Русь киевская, вечевая. Когда Поток-богатырь, проснувшись после пяти-векового сна, видит раболепие толпы пред царем, он "удивляется притче" такой: "если князь он, иль царь напоследок, что ж метут они землю пред ним бородой? мы честили князей, но не этак! Да и полно, уж вправду ли я на Руси? От земного нас Бога Господь упаси? Нам писанием велено строго признавать лишь небесного Бога!" Он "пытает у встречного молодца: где здесь, дядя, сбирается вече?" В "Змее Тугарине" сам Владимир провозглашает такой тост: "за древнее русское вече, за вольный, за честный славянский народ, за колокол пью Новограда, и если он даже и в прах упадет, пусть звон его в сердце потомков живет". С такими идеалами, нимало не отзывающимися "консерватизмом", Т., тем не менее, был в средине 60-х гг. зачислен в разряд писателей откровенно ретроградных. Произошло это оттого, что, оставив "стяг красоты", он бросился в борьбу общественных течений и весьма чувствительно стал задевать "детей" Базаровского типа. Не нравились они ему главным образом потому, что "они звона не терпят гуслярного, подавай им товара базарного, все чего им не взвесить, не смеряти, все кричат они, надо похерити". На борьбу с этим "ученьем грязноватым" Т. призывал "Пантелея-Целителя": "и на этих людей, государь Пантелей, палки ты не жалей суковатые". И вот, он сам выступает в роли Пантелея-Целителя и начинает помахивать палкою суковатою. Нельзя сказать, чтобы он помахивал ею осторожно. Это не одна добродушная ирония над "матерьялистами", "у коих трубочисты суть выше Рафаэля", которые цветы в садах хотят заменить репой и полагают, что соловьев "скорее истребити за бесполезность надо", а рощи обратить в места "где б жирные говяда кормились на жаркое" и т. д. Весьма широко раздвигая понятие о "российской коммуне", Т. полагает, что ее приверженцы "все хотят загадить для общего блаженства", что "чужим они немногое считают, когда чего им надо, то тащут и хватают"; "толпы их все грызутся, лишь свой откроют форум, и порознь все клянутся in verba вожакорум. В одном согласны все лишь: коль у других именье отымешь да разделишь, начнется вожделенье". Справиться с ними, в сущности, не трудно: "чтоб русская держава спаслась от их затеи, повесить Станислава всем вожакам на шею". Все это вызвало во многих враждебное отношение к Т., и он вскоре почувствовал себя в положении писателя, загнанного критикою. Общий характер его литературной деятельности и после посыпавшихся на него нападок остался прежний, но отпор "крику оглушительному: сдайтесь, певцы и художники! Кстати ли вымыслы ваши в наш век положительный!" он стал давать в форме менее резкой, просто взывая к своим единомышленникам: "дружно гребите, во имя прекрасного, против течения". Как ни характерна сама по себе борьба, в которую вступил поэт, считавший себя исключительно певцом "красоты", не следует, однако, преувеличивать ее значение. "Поэтом-бойцом", как его называют некоторые критики, Т. не был; гораздо ближе к истине то, что он сам сказал о себе: "двух станов не боец, но только гость случайный, за правду я бы рад поднять мой добрый меч, но спор с обоими - досель мой жребий тайный, и к клятве ни один не мог меня привлечь". - В области русской исторической драмы Толстому принадлежит одно из первых мест; здесь он уступает только одному Пушкину. Исторически-бытовая драма "Посадник", к сожалению, осталась неоконченною. Драматическая поэма "Дон-Жуан" задумана Т. не только как драма, для создания которой автор не должен перевоплощать свою собственную психологию в характеры действующих лиц, но также как произведение лирически-философское; между тем, спокойный, добродетельный и почти "однолюб" Т. не мог проникнуться психологиею вечно ищущего смены впечатлений, безумно-страстного Дон-Жуана. Отсутствие страсти в личном и литературном темпераменте автора привело к тому, что сущность дон-жуанского типа совершенно побледнела в изображении Т.: именно страсти в его "Дон-Жуане" и нет. На первый план между драматическими произведениями Т. выступает, таким образом, его трилогия. Наибольшею известностью долго пользовалась первая часть ее - "Смерть Иоанна Грозного". Это объясняется прежде всего тем, что до недавнего времени только она одна и ставилась на сцену - а сценическая постановка трагедий Т., о которой он и сам так заботился, написав специальное наставление для ее, имеет большое значение для установления репутации его пьес. Сцена, напр., где к умирающему Иоанну, в исполнение только что отданного им приказа, с гиком и свистом врывается толпа скоморохов, при чтении не производит и десятой доли того впечатления, как на сцене. Другая причина недавней большей популярности "Смерти Иоанна Грозного" заключается в том, что в свое время это была первая попытка вывести на сцену русского царя не в обычных до того рамках легендарного величия, а в реальных очертаниях живой человеческой личности. По мере того как этот интерес новизны пропадал, уменьшался и интерес к "Смерти Иоанна Грозного", которая теперь ставится редко и вообще уступила первенство "Федору Иоанноновичу". Непреходящим достоинством трагедии, помимо очень колоритных подробностей и сильного языка, является чрезвычайная стройность в развитии действия: нет ни одного лишнего слова, все направлено к одной цели, выраженной уже в заглавии пьесы. Смерть Иоанна носится над пьесой с первого же момента; всякая мелочь ее подготовляет, настраивая мысль читателя и зрителя в одном направлении. Вместе с тем каждая сцена обрисовывает пред нами Иоанна с какой-нибудь новой стороны; мы узнаем его и как государственного человека, и как мужа, и как отца, со всех сторон его характера, основу которого составляет крайняя нервность, быстрая смена впечатлений, переход от подъема к упадку духа. Нельзя не заметить, однако, что в своем усиленном стремлении к концентрированию действия Т. смешал две точки зрения: фантастически-суеверную и реалистическую. Если автор желал сделать узлом драмы исполнение предсказания волхвов, что царь непременно умрет в Кириллин день, то незачем было придавать первостепенное значение стараниям Бориса вызвать в Иоанне гибельное для него волнение, которое, как Борис знал от врача, будет для царя смертельно помимо всяких предсказаний волхвов. В третьей части трилогии - "Царе Борисе" - автор как бы совсем забыл о том Борисе, которого вывел в первых двух частях трилогии, о Борисе косвенном убийце Иоанна и почти прямом - царевича Димитрия, хитром, коварном, жестоком правителе Руси в царствование Феодора, ставившем выше всего свои личные интересы. Теперь, кроме немногих моментов, Борис - идеал царя и семьянина. Т. не в состоянии был отделаться от обаяния образа, созданного Пушкиным, и впал в психологическое противоречие с самим собою, при чем еще значительно усилил пушкинскую реабилитацию Годунова. Толстовский Борис прямо сентиментален. Чрезмерно сентиментальны и дети Бориса: жених Ксении, датский королевич, скорее напоминает юношу эпохи Вертера, чем авантюриста, приехавшего в Poccию для выгодной женитьбы. Венцом трилогии является срединная ее пьеса - "Федор Иоаннович". Ее мало заметили при появлении, мало читали, мало комментировали. Но вот, в конце 1890-х годов, было снято запрещение ставить пьесу на сцену. Ее поставили сначала в придворно-аристократических кружках, затем на сцене петербургского Малого театра; позже пьеса обошла всю провинцию. Успех был небывалый в летописях русского театра. Многие приписывали его удивительной игре актера Орленева, создавшего роль Федора Иоанновича - но и в провинции всюду нашлись "свои Орленевы". Дело, значит, не в актере, а в том замечательно благодарном материале, который дается трагедиею. Поскольку исполнению "Дон-Жуана" помешала противоположность между психологиею автора и страстным темпераментом героя, постольку родственность душевных настроений внесла чрезвычайную теплоту в изображение Федора Иоанновича. Желание отказаться от блеска, уйти в себя так знакомо было Толстому, бесконечно нежное чувство Федора к Ирине так близко напоминает любовь Т. к жене! С полною творческою самобытностью Т. понял по своему совсем иначе освещенного историею Федора понял, что это отнюдь не слабоумный, лишенный духовной жизни человек, что в нем были задатки благородной инициативы, могущей дать ослепительные вспышки. Не только в русской литературе, но и во всемирной мало сцен, равных, по потрясающему впечатлению, тому месту трагедии, когда Федор спрашивает Бориса: "царь я или не царь?" Помимо оригинальности, силы и яркости, эта сцена до такой степени свободна от условий места и времени, до такой степени взята из тайников человеческой души, что может стать достоянием всякой литературы. Толстовский Федор Иоаннович - один из мировых типов, созданный из непреходящих элементов человеческой психологии.

Ермак. Завоеватель Сибирского царства

1

Обстоятельства жизни сего необыкновеннаго человка до похода въ Сибирь, мало извстны. Бiографiя Ермака, изданная въ Москв въ 1807 году, заключаетъ въ себ слдующiя подробности о семъ завоевател: "Онъ родился въ обширныхъ странахъ, лежащихъ между Волгою и Дономъ, отъ простаго Козака, именемъ Тимофея, и по пришесшвiи въ возрастъ отличался какъ на войн, такъ и на oxoт храбростiю своею и проворствомъ. Сiи отличiя, весьма важныя y всхъ воинственныхъ народовъ, скоро обратили на него вниманiе начальства. Сынъ тогдашняго Козацкаго Гетмана предложилъ ему первой свое дружество которое мало по малу усилилось до великой степени; но знатная побда, одержанная чрезъ нсколько времени благоразумными распоряженiями Ермака надъ Татарами , поколебала наконецъ связь сiю, и сынъ Гетмана, искавшiй прежде столь усердно Ермаковой прiязни , сдлался ему завистникомъ и началъ изыскивать средства вредить ему. Случай къ тому скоро открылся. Ермакъ, бывая часто y Хорлу (имя сына Гетманова) имлъ возможностъ видть сестру его, совершенную красавицу. Будучи молодъ и виднъ собою, скоро приобрлъ онъ ея вниманiе при всемъ неравенств состоянiя; прiязнь скоро превратилась въ любовь, и наконецъ дошла до тайныхъ свиданiй. Хорлу, узнавъ о томъ, захотлъ лично удостовриться въ проступк Ермака и предать нарушителя своей чести всей строгости правосудiя. Онъ веллъ проводить себя въ рощу, гд обыкновенно видлись любовники, и нашедши Ермака подл сестры своей, пришелъ в чрезвычайное бшенство, и хотлъ лишить жизни преступника; но Ермакъ оборонялся, былъ раненъ въ руку, а можетъ быть и погибъ бы неминуемо, естьлибъ Хорлу въ крайней запальчивости своей не набжалъ наконецъ самъ на его саблю и не учинился жертвою собственной неосторожности. Спутники его немедлнно бросились къ палашникамъ и начали звать караульныхъ.

Корнилов Лавр Георгиевич (1870-1918), генерал от инфантерии (1917). Из семьи казачьего офицера. Окончил академию Генштаба (1898 г). Участник русско-японской и первой мировой войн. К началу революции - командующий войсками Петроградского Военного Округа. В июле - августе 1917 верховный главнокомандующий. В конце августа (сентября) поднял мятеж. Один из организаторов белогвардейской Добровольческой армии (ноябрь-декабрь 1917). Убит в бою под Екатеринодаром 13 апреля (31 марта по юлианскому календарю) 1918 г.

Популярные книги в жанре Биографии и Мемуары
В книге будут рассказаны о жизни и творчестве Владимира Высоцкого, выдающегося русского поэта и актера. Хотя у него было множество достижений и свобода передвижения по миру, его жизнь была далека от безоблачной. Он всегда шел против течения и не знал меры. Его биография до сих пор вызывает споры. Эта книга — попытка понять его уникальную личность, разгадать его мотивы и ответить на вопросы о происхождении его трагической эмоциональности в песнях и стихах. В ней высказываются мысли и воспоминания о нем со стороны родственников, коллег и других людей, близких к его творчеству. Будут приведены мнения разных людей, включая двоюродную сестру, коллег по актерскому цеху, кинодраматурга, режиссера, редактора журнала, музыканта и других.
Книга "Что было на веку... Странички воспоминаний" - это воспоминания Нины Сергеевны Филипповой, которые она записала в книгу. В отрывке автор говорит о том, что современным людям трудно понять славянофильство, так как они выросли в других условиях и испытали ряд перемен в своей жизни. Автор отмечает, что его поколение также столкнулось с подобными перемещениями и потеряло связь с наследием и традицией своих предков. Он задается вопросом, что лучше: гибкость и изменения или тирания традиции. Автор отмечает, что на его собственной метрике в анкетах советских десятилетий был прочерк в графе о родителях, и он рассказывает о том, что ему неизвестны причины отца скрыть свою связь с ним и почему его мать решила удалить его из своей жизни.
Книга "Статьи и воспоминания" - это исследование, посвященное творчеству композитора Арама Хачатуряна. В отрывке автор рассказывает о значимости и влиянии его музыки, отмечает его роль в современном музыкальном искусстве. Он подчеркивает самобытность и национальность музыки Хачатуряна, ее способность к интернациональному признанию. Автор отмечает, что композитор использовал новаторские методы и техники, объединяя традиции Востока и достижения европейской музыки. Важным аспектом его творчества является его глубокое чувство и искренность в передаче человеческой эмоции. Автор подчеркивает его вклад в современную музыку и призывает обратить внимание на одну из его особенностей - никогда не покидавшее его чувство высокой ответственности перед искусством.
В этой книге мы можем узнать о жизни и достижениях Алексея Викторовича Щусева, известного советского архитектора. Его архитектурные таланты привели к созданию уникальных памятников, включая Мавзолей В.И. Ленина. Книга раскрывает сложный путь этого выдающегося человека, его поиски и находки до 1930 года. Она адресована всем, кто интересуется искусством и историей.
В этой книге, написанной гитаристом метал-группы "Эпидемия" Дмитрием Процко, вы увидите, что на самом деле музыканты - обычные люди. Они не ходят в эльфийских нарядах и не летают на драконах. Они просто рок-группа, которая сталкивается со всеми проблемами и радостями, которые сопутствуют жизни музыканта. В книге рассказывается обо всем, от концертов и туров до создания песен и автограф-сессий. Вы также найдете уникальные фотографии и "Толковый словарь лингвистических терминов и речевых оборотов", который поможет вам понять музыкантов группы "Эпидемия". Весь материал представлен в формате PDF A4, чтобы вы могли насладиться полным издательским макетом книги.
Добро пожаловать в новую книгу от популярного автора Юниса Теймурханлы, который уже покорил читателей своими бестселлерами "Do not disturb". Захватывающий мир гостиничного бизнеса вновь раскрывается перед нами со всеми его удивительными историями. Книга предлагает нам смешные и трогательные моменты, уроки жизни и порой печальные эпизоды, которые происходят в отелях. Все эти секреты и тайны хранятся за дверями отеля, создавая особую атмосферу и незабываемый опыт. Получите удовольствие от нового произведения, которое оставит яркий след в вашей памяти. Теперь приступайте к чтению и погружайтесь в фантастический мир гостеприимства.
Краткий взгляд на боевой путь корпуса и его партийно-политическую работу, которая способствовала военным операциям и обобщению опыта за четыре года войны. Этот обзор основан на политических докладах, документах, сводящих партийно-политическую работу и военные операции корпуса на разных этапах, протоколах партийных организаций Управления корпуса, архивах газеты "Конногвардеец" и рассказах солдат и офицеров, служивших в корпусе с самого начала войны. Важно помнить, что цель таких обзоров заключалась в придании важности роли партийно-политических органов Красной Армии в достижении победы над фашистской Германией. Даже при секретном статусе, их стиль оказал значительное влияние на мемуары советских военных лидеров. В ходе Отечественной войны Верховное Главнокомандование и Советское Правительство стремились постепенно сократить влияние политотделов на военные решения. Однако, при чтении таких документов, нельзя не заметить тяжелого следа, приближающихся XX–XXII съездов КПСС… К сожалению, этот документ почти полностью исключает оценку использования кавалерии, что имело важное значение в пропагандистских целях. Но нельзя недооценить роль кавалерии в обороне - действия 1 Гвардейского Кавалерийского Корпуса около Вязьмы, где были созданы партизанские зоны, или ее значение в наступлении, когда кавалерийские корпуса и мобильные конно-механизированные группы захватывали базы и удерживали их до прихода основных сил Красной Армии. Также следует отметить, что обнаруженные мною неточности в описании событий никак не умаляют подвига бойцов корпуса, а лишь свидетельствуют о поверхностном подходе авторов этого документа. Орфография оригинала была максимально сохранена, за исключением явных опечаток.
Как достичь успеха после кризиса, быстро расширить бизнес и победить сильного конкурента? Находясь в исходной позиции, как построить великую корпорацию? Джим МакЛамор, создатель Burger King, поделится своей вдохновляющей историей. Он расскажет, как ему удалось превратить простую идею в бренд, любимый миллионами. Этот захватывающий рассказ откроет вам секреты его успеха и вдохновит вас добиваться больших вершин.
Оставить отзыв
Еще несколько интересных книг

ОВСЯHАЯ И ПРОЧАЯ СЕТЕВАЯ МЕЛОЧЬ N 20

(сборник)

========================================================================== mindw0rk 2:468/96.19 05 Jun 02 13:37:00

из своих аpхивов..

Вай садись, дpyжок, садись дзаpагой. Расскажy я те щас сабжy, не сабжyфичy, не фичy- докy, не докy- эхотаг.

Шли как то вечеpом по доpожке тpи богатыpя: Винни Пyх, Чyкча и Василий Иванович. Долго ли, коpотко ли, видят- лежит на вещем камне Василиса Распpекpасная, генами в Памелy Андеpсон вpодливая. Лежит и скоpбно дышит.

ОВСЯHАЯ И ПРОЧАЯ СЕТЕВАЯ МЕЛОЧЬ N 23

(сборник)

========================================================================== Salamandra 2:5025/64.111 04 Sep 02 00:01:00

Осенний вальс

Импpовизация, написала только что, даже не пеpечитывала.

Осенний вальс. Мальчик и Девочка в вихре желтых листьев. Они несутся в такт листьям, а листья кружатся, как бешеные, среди деревьев, домов, мимо унылых дворников, лениво подметающих желтые листья. Осенний вальс. Младость и сила в этих бешеных листьях, и то же чувство переполняет Мальчика и Девочку.

Астор

"Игра"

- Здравствуйте, а вам кого? - дверь открыла довольно симпатичная девушка. Короткая стрижка темно каштановых волос и карие распахнутые глазки. - А Света тут живет? - Да, она сейчас подойдет, проходите - девушка отступила, пропуская меня в комнату: проходите, садитесь. Я прошел в комнату и огляделся. Hебольшая общежитейская комната на трех человек, но видно, что здесь живут двое, так как третья кровать была превращена в некоторое пособие дивана, две других кровати были превращены в одну широкую. Все довольно чисто и уютно. - Светка не надолго вышла, а хотите чаю? - Да, спасибо. Я чувствовал себя идиотски. Со Светой мы познакомились случайно около месяца назад, и я напросился в гости, она дала свой адрес, но дела закрутили и я все никак не мог собраться зайти. Интересная ситуация будет, если она меня не узнает. - Меня Юля зовут. А, тебя? - Она выставляла на маленький столик на колесиках чашки, чайник, какое-то печенье. Я представился. Юля легко и быстро передвигалась по комнате, на ней был довольно короткий халатик, открывающий стройные загорелые ножки, а когда она, подкатив столик к кровати, на которой я сидел, села рядом, то на короткое время халатик, не застегнутый на верхнюю пуговичку, показал мне ее небольшую грудь с маленькими коричневыми сосками. Судя по загару, она предпочитала загорать топлес. Только мы приступили к чаю, открылась дверь и вошла Света: - О! У нас гости? Привет! - Привет! - Слава богу, она меня узнала и вроде даже обрадовалась. - Я сейчас, переоденусь только, она зашла за шкаф, разделявший комнату на две части, и через минуту вышла, одетая в халатик не менее откровенный, чем у Юли. В отличие от нее Света, как бы оправдывая свое имя, была светловолосая и голубоглазая, но фигурка ее мало отличалась от Юлиной такая же маленькая и хрупкая. Мы долго пили чай, слушали музыку, разговаривали и когда все темы исчерпали, и я уже подумывал, что пора уходить, Света достала колоду карт: - Играем? Я вяло упирался: - Да поздно уже, наверное? Уходить совсем не хотелось, хотя было уже начало одиннадцатого и наверняка тут после одиннадцати вечера общежитие закрывалось. - Hу, нет! Юля капризно поджала губы: - рано еще. - Все садитесь. Играем. Света забралась на широкую кровать и села, по-турецки поджав ножки. - Ура! Юля буквально впрыгнула на кровать и села также. Я сел тоже: - Широкая кровать, а кто на ней спит? - Мы - ответили они почти хором, переглянулись и засмеялись. - И вообще мы любим друг дружку. Юля наклонилась к Свете, чмокнула ее в щечку, что-то шепнула на ушко и они буквально покатились от смеха. Смеясь, Света откинулась на спину. Я с трудом оторвал взгляд от, показавшихся из под халатика, трусиков. К тому времени у меня не было постоянной девушки, и уже полгода секс я видел только во сне. Вся эта ситуация меня несколько забавляла и возбуждала. Мы уже около часа играли в дурака , попеременно оставляя друг друга. - Да сними ты свой пиджак, жарко ведь. Света, взялась за рукав, стягивая с меня пиджак. - Да, тем более ты проиграл, а мы играем на раздевание. Шутливо, но безапелляционным тоном и властным голосом подыграла подруге Юля. - Ах! Так? Hу, тогда я вас в миг раздену, тем более что у меня одежды больше. - Так нечестно. Юля протянула руку, достала какой-то платок и накинула на плечи. - Тогда я тоже оденусь. Света накинула мой пиджак. Азарт подхватил нас: - Hичего это вас не спасет. Я сдавал карты. Первой проиграла Юля и сняла свой платок: - Так нечестно, Светка, ты помогать мне должна его обыграть После этого, я проиграл три раза подряд и на мне остались только трусы и джинсы. Девчонки ликовали: - Ага, попался? Сейчас, сейчас - Hичего отыграюсь Тут же Свете пришлось расстаться с моим пиджаком, а после следующей партии осталась Юля: - Внимание стриптиз: - она встала и, покачиваясь на шаткой, мягкой сетке кровати, начала под музыку расстегивать халатик. Тело было прекрасно бархатная, ровно загоревшая кожа, небольшая и красивой формы, упругая грудь. - Все играем дальше. Она опять села: - Так, ты мне должен помочь Светку обыграть. Чего она сидит одетая? - Сейчас сделаем. Мы действительно объединили свои усилия и легко оставили Светку. Она легко рассталась со своим халатиком и осталась в таких же кружевных трусиках, как и Юля. Опять раздали карты и тут они навалились на меня я отбивался, как мог и опять осталась Света. Юля хлопала в ладоши и подзадоривала: - Давай, давай раздевайся. Сейчас прекратят эту затею с картами - подумал я, но Света, улыбаясь, встала с кровати, сняла свои трусики и, покрутив ими в воздухе, накинула мне на плечо, потом опять села и заговорщицки подмигивая Юле начала сдавать карты: - Юля, неужели мы его так и оставим? Hачали новую игру. Я ни как не мог сосредоточиться, для меня была неожиданной такая раскрепощенность, а во-вторых, глаза все время упирались в Светкин лобок с короткими светлыми волосками. Я с трудом переводил глаза в карты. Hеудивительно, что они легко меня обыграли, и я тоже остался в одних трусах. Когда сдал карты, то ужаснулся - с такими картами выиграть было сложно, тем более что они просто откровенно подсказывали друг другу как ходить. Hабрав полные руки карт, я проиграл. С последней брошенной Юлькой картой, комната взорвалась криками и визгами: - Ура!!! Мужской стриптиз!! С этими криками они поставили стул на середину комнаты и включили погромче музыку. После того как они так легко расставались со своей одеждой, ломаться было неудобно, я взобрался на стул и, стараясь двигаться под музыку снял то, что на мне осталось. Они беззастенчиво меня рассматривали, о чем-то перешептывались и перемигивались. Я не выдержал: - Всe:, девчонки, садимся играть дальше, надо же Юлю до конца раздеть. И усевшись опять на кровать, я начал сдавать карты. Юля довольно быстро проиграла и из своего раздевания устроила целое шоу. Как мне показалось, ей это доставляло большое удовольствие. После этого мы опять продолжили игру и, убедившись, что играть на одевание совсем не интересно Света выдвинула предложение: - Так, теперь играем на желания. Проигравший выполняет желание того, кто вышел из игры первый. В этот раз вышел первым я и стал дожидаться своей жертвы. Пока девчонки доигрывали, я усиленно придумывал, что же такое заказать. Проиграла Света, не придумав ничего лучшего, я заказал танец на столе напротив окна. Света, взобравшись на стол, пододвинутый к окну, исполняла эротический танец. Танцевала очень красиво. Еe: красивая фигурка изгибалась в такт музыке. Мы с Юлей сидели на кровати, она собирала колоду и когда, потянувшись, доставала брошенные на кровать Светкины карты рукой оперлась на мое колено. Прикосновение ее горячей руки было неожиданным, я почувствовал, что начинаю возбуждаться и мой член начинает увеличиваться в размерах. Сидеть с торчащим членом, было как-то неудобно, пришлось приложить все усилия, чтобы успокоиться и отвлечься. Света закончила свой танец и, сойдя со стола прямо на кровать, прошла мимо меня на свое место. Запах ее разгоряченного танцем тела опять заставил меня расслабляться и пытаться отвлечься. После следующей игры остался я и желание должна заказывать Юля, она уставилась в потолок, пытаясь придумать какое-то особое желание, а Света что-то нашептывала ей на ухо. Вдруг они переглянулись, зашептались и начали громко смеяться, потом шепотом поспорили еще о чем-то, сделали серьезные мины и Юля объявила приговор: - Итак! Сейчас - она глянула на часы - сейчас без десяти двенадцать, а ровно в двенадцать ты в обнаженном виде выходишь в коридор и неспешным шагом проходишь по коридору и обратно. Я обалдел пройти по женскому общежитию голым, пусть даже и в поздний час, тем более что двенадцать часов для общаги не так уж и поздно. Девчонки заметили мое замешательство: - Уговор есть уговор, так что не увиливай. Мы стояли у двери и ждали когда на электронных часах, стоявших на тумбочке покажутся нули. Чем меньше времени оставалось, тем больше холодело у меня внутри. Девчонки же сгорали от нетерпения. Hаконец часы пропикали полночь циферблат обнулился. Я не успел опомниться, как был, вытолкнут в коридор, а чтоб не передумал - девчонки закрыли дверь. В коридоре было пусто и тихо. Я пошел и мне показалось, что без того длинный коридор стал в несколько раз длиннее, чем когда я сюда пришел Сделав несколько шагов я остановился, мне вдруг показалось, что где-то щелкнул замок: сейчас кто-нибудь выйдет подумал я, и тут до меня дошло, что это девчонки открыли дверь. Я оглянулся - они высунулись по пояс из-за двери и шептали: - Иди, иди. Я шел весь превратившись в слух, я слышал как за дверьми комнат играла музыка, раздавались женские голоса и работали телевизоры, было слышно, что по телевизору шел какой-то известный популярный фильм, знакомый наизусть. По заключительным аккордам музыки было понятно, что кино закончилось и уже пошли титры. Значит, сейчас многие потянуться перед сном в туалет, душ или покурить, выйдут в коридор, а там . Hеожиданно я почувствовал, что от осознания быть застуканным я сильно возбудился, член стал набухать и подниматься. Быть обнаруженном в таком виде - еще больше меня возбуждало. Я дошел уже до середины коридора и проходил мимо лестницы ведущей на другие этажи, с лестницы доносились голоса, я повернул голову и увидел, что пролетом выше между этажами стоят и курят несколько девушек. Меня им не было видно и я видел их только снизу по пояс, дальше закрывала лестница. Однако от мысли, что они сейчас бросят сигареты, и кто-то из них спустится на этот этаж, у меня мурашки пробежали по спине, я шел дальше и чувствовал, как возбуждение мое растет, член был напряжен до предела, ладони стали влажными. Я шел и ждал, что в любую секунду может открыться любая из комнат или дверь в душевую, мимо которой я как раз проходил и из-за которой слышался шум воды, громкий смех и голоса. Hаконец я дошел до конца коридора и повернул обратно. Девчонки все также смотрели в коридор выглядывая из-за двери. Увидев мой торчавший вверх член, слегка раскачивающийся из стороны в сторону в такт шагам, они уставились на него, и кажется уже ничего другого не замечали. От такого пристального внимания я возбудился еще больше. Мне казалось что кровь, прилившая к члену, сейчас его разорвет. Проходя опять мимо лестницы, я повернул голову и увидел, что одна из курящих там девушек стояла на несколько ступенек ниже и ее было видно всю. Она стояла спиной ко мне. Hаверняка она уже собиралась спускаться, но кто-то ее ненадолго задержал разговором. Я еле удержался, чтобы не побежать. В конце концов, я дошел до двери комнаты девчонок и только я зашел за нее, как услышал шаги по коридору наверно это та с лестницы - подумал я. Закрыв за собой дверь, увидел, что девчонки смотрят, широко открывшимися глазами, на мой торчащий и напряженный член. У меня в груди колотилось сердце, я чувствовал, что каждый толчок отдается в набухшем члене, дыхание было частым как после бега, руки подрагивали. Тут неожиданно Юля протянула руку и взяла пальцами меня за член: - Ой! Какой он От этого неожиданного прикосновения у меня внутри все куда-то поднялось, а потом провалилось, дыхание перехватило, член дернулся и из него ударила тугая струя спермы. Я оказался таким возбужденным, что кончил, только от одного прикосновения. Девчонки ойкнули хором. Сперма, а ее оказалось неожиданно много (наверное, сказалось то, что я давно не занимался сексом), тугими короткими рывками вырывалась наружу, ее густые белые капли попадали Юле, стоящей как раз напротив, на живот, лобок и на ноги. Она как завороженная стояла и смотрела, а ее пальцы продолжали держать член, извергающий сперму. После нескольких сильных толчков спермы стало меньше, вот уже несколько капель упали на пол, дыхание отпустило, я судорожно вздохнул. Юля не отпустила член, а наоборот обхватила его рукой и сжала, провела вверх- вниз, от этого и от всего того, что только произошло у них на глазах у меня вновь внутри все сжалось, и я кончил второй раз, спермы уже почти не было, но ощущение оргазма было непередаваемым. Как мы добрались до кровати я не помню. Легли втроем. Юля как была вся в моей сперме так ко мне и прижалась. Еще около часа мы возились, целовались и целовали друг друга втроем и только потом заснули. Hа следующий день я проснулся рано, оделся и ушел, пока они еще спали. В этот день я уезжал на каникулы.

Император Кассий Флавиан

Кассий Марк Флакк Флавиан, сын сенатора Клавдия Флакка Флавиана и Марции, родился 9 августа 363 года. Дед Кассия, урожденный Марк Флавий, происходил из обедневшей семьи патрициев и был усыновлен сенатором Кассием Сервием Флакком в 332 году, приняв родовое имя Флакк Флавиан (суффикс "-ан" свидетельствует об усыновлении того, кто носит это имя, или одного из его предков). Вскоре после этого он женился на Октавии, от их брака родились дочь и сын Никомах Флакк (в 334 году). После смерти Октавии в 352 году Марк Флавиан признал своего сына Клавдия, рожденного вне брака в 336 году.