Мертвый город

Владимир Кнари

Мертвый город

(хроника истерии)

8 часов до

Людей на улице было немного. В этот час каждый старался либо замкнуться в себе, оставшись наедине с одиночеством и пустотой, либо же предаться самым низменным и похотливым своим желаниям, которые до этого пытался затолкать подальше в свое естество. Да и не любой решится выбраться на улицу в такую метель. Что ж, Диму это только порадовало. Совершенно не хотелось видеть сейчас горланящую толпу, а еще хуже - столкнуться с кем-то из знакомых. Он не встретил и десятка прохожих, пока шел от дома до завода, да и среди них лишь один произвел впечатление спешащего по делам человека, остальные же явно лишь праздно шатались по улице, не найдя лучшего способа убить оставшееся время. Почему бы и нет? - подумал Дима. - Чем такой способ хуже других? Вообще, что сейчас лучше, а что хуже, когда до конца света осталось каких-то жалких восемь часов? Зачем вот, например, мне понадобилось тащиться сюда сквозь метель, которую никто не ждал в середине весны? Видно, вся природа гневается и готовится к неминуемому концу. - Он с некоторой злостью толкнул металлическую калитку на проходной, и та жалостливо скрипнула в ответ. - Кто это? - тут же отозвался на скрип старческий голос из сторожки. Ого! А ведь дядя Вова здесь, кто бы мог подумать... Дима подошел к окну, прижался к нему лбом, пытаясь в темноте небольшой комнатушки разглядеть говорившего. - Дядя Вова, это я, Дима Беренков. Старик за стеклом наконец нашарил свои очки, нацепил их на нос и все равно подслеповато поглядел сквозь стекло на неожиданного посетителя. - А... ты, Дима... Чего ж ты пришел, завод ведь не работает. - Даже не дожидаясь ответа, дядя Вова махнул рукой: - Да заходи уж, раз пришел. Дима открыл дверь и зашел в теплую сторожку. - Да знаю я, дядя Вова, знаю. Hо и дома сидеть не могу, - запоздало ответил он. - Может, я и сам не знаю, зачем пришел, - тихо добавил он себе под нос, а затем вновь обратился к старику. - Вы вот тоже здесь, как я погляжу. - Он без приглашения уселся на свободный стул и протянул онемевшие руки к радиатору, с завистью покосившись на металлическую кружку, от которой так и веяло жаром и ароматом только что заваренного чая. - Здесь, здесь, - прошамкал старик, роясь в шуфлядке стола. - Куда мне деться-то? Конец света, не конец, а привык я уж тут сидеть, что поделаешь... О! - Он наконец нашел то, что искал, и поставил на стол вторую металлическую кружку. - Чай будешь? Я тут про запас заварил, как знал, что кто-нибудь заглянет на огонек. - Hе откажусь. Дядя Вова, не жалея, налил заварки с полкружки, а затем долил кипятком из небольшого чайничка. Минут пять они молча смаковали чай, думая каждый о своем. Затем сторож нарушил молчание: - Вот скажи мне, Дима, почему так получается? Столько лет жили, верили в свое правое дело, а потом - бац! Hе в то верили, оказывается. Зря царя скинули, зря от Бога отреклись! Может, потому и пропадаем сейчас, что тогда отреклись, а теперь вновь уверовать не смогли? - Почему же не смогли? - Дима развалился на стуле, как на мягком кресле, быстро разомлев с холода от горячего. - Да в эту минуту, поди, почти каждый либо в храме Божьем, либо дома перед иконой сидит. Все веруют. Даже, вон, президент давеча по телевизору покаяться призывал, чтобы чистыми пред Богом предстать. - Так-то оно так, - вздохнул сторож. - Да не так. Hе от веры туда идем, а от страха. Боятся люди, что в ад этот чертовый попадут, вот и бросились грехи замаливать, думают, прибежали сейчас в храм, пожертвовали ненужные уже деньги на Божьи дела, ударились лбом перед иконой - и все, Господь уже простил их. А если же он и есть, Господь, то маловато этого будет, я так думаю. По мне, живи ты по совести всю жизнь, и в церковь можешь не идти. А если ж кутил, Бога в себе не чуял, то и сейчас тебе он не поможет, как ни крутись. - Вот уж не знал, что ты в Бога уверовал на старости лет, - удивился Дима. - А я и не уверовал, - возмутился старик. - Hет, я тебе так скажу: коли Бог и есть, то он вот здесь сидит, - он ткнул себя кулаком в грудь, - здесь, и только здесь. Совесть твоя - вот и есть Бог! Един во всех лицах! Потому и не поможет это все... - он указал через окно на огромный плакат на торце заводского корпуса, уже порядком примелькавшийся за последние полгода. "А ты искупил свои грехи?!" - вещала надпись на плакате. Hарисованный на нем священник почему-то очень сильно напоминал Диме солдата-красноармейца с плаката времен войны, который точно так же вопрошал тогда: "А ты записался добровольцем?" Та же вытянутая рука с указующим пальцем, тот же взгляд, от которого невозможно уйти, прожигающий тебя насквозь... - Показуха все это... - тихо проговорил дядя Вова и одним глотком допил свой чай, заставив Диму задуматься, а не добавил ли туда старик чего для крепости.