Наваждение

Корепанов Алексей

Наваждение

И вот случилось со мной! За городскими воротами, на пыльной дороге, у тихого леса. Там, в той жизни, я был молод, и душа моя болела в ожидании несбыточного, душа моя ныла в неясном предчувствии, в трепетном предвидении небывалых и таинственных дел, в сладких муках близкого свершения. Я был молод и любил вечерами гулять под спящими дубами, среди жесткого шороха желтых листьев. Я покидал город и уходил в молчаливый лес, и слезы стояли в моих глазах, и не было покоя в моей душе! Долгими вечерами ждал я знака желанного, колыхания небес, громкого голоса. Неспокойна была моя душа и рыдал я среди дубов, и ждал, ждал я прозрения, и томился в предчувствии чуда Господнего. Всем сердцем я верил в близкое свершение чуда - и дни казались мне вечностью, и не находил я места себе в родном доме. О, я чувствовал силу в себе, силу и готовность на дела небывалые, неизвестные пока роду человеческому! Молился я среди тихих дубов, просил, торопил всесильного Господа нашего явить свою благость и ниспослать на меня чудо, чудо, которого ждал я, о котором молил Господа нашего, в ожидании которого ныла, томилась, терзалась душа моя. Был готов я к Господнему чуду, и день ото дня крепла вера моя, возрастало желание мое! Я хотел быть услышанным Господом, и слезы текли из глаз моих, и могучие дубы стонали вместе со мной, желая явления чуда... Малы мне казались просторы Аквитании, и тесно было моей душе под твердым куполом сфер Птолемеевых. Рвалась душа моя вдаль, в просторы необъятные, ни с чем не соизмеримые, и не находил я места себе в душном лесу у городских ворот! Каждый вечер молил я Господа, из глубины взывал к нему, упрашивал, восклицал с тоской: "Дай мне силу, Господи, всеблагой Отец наш, разорвать оковы железные и устремиться душой за хрустальные сферы, в края владычества Твоего необъятного!.." И вот случилось со мной! Был тихий вечер, я шел по безлюдной дороге навстречу заходящему солнцу. Садилось солнце в пелене розовых облаков, нависших над миром, как мечи кровавые, и тихо было вокруг, словно вымерло все и не осталось никого во всей Аквитании! И в последний раз с мольбой беззвучной, небывалой поднял я глаза к темнеющему небу - и завеса спала с глаз моих. Далеко в вышине засветились первые звезды, и голос Господень загремел в ушах моих. "Человек! Ты идешь по пустынной дороге в своем маленьким мире. Не одинок твой мир в беспредельности, что создана Мной на утешение Мне. Над головой твоей не простые светильники, но миры далекие, разные, неповторимые. И бредут по дорогам этих миров усталые люди, и смотрят в небо, и не знают, что есть много миров, сотворенных в урочный час". Вечер был тих и безветрен, красное солнце слепило глаза, а небо раскинулось так высоко, что стало мне пронзительно больно - и легко. Легко. Лег я в траву у дороги, а рядом молчал лес. Лег я у дороги, и городские стены показались мне маленькими и смешными. Что-то случилось со мной, обострился мой слух и услышал я голос далеких миров, и раскололась хрустальная твердь над моей головой - и пришло понимание. Понимание. О, каким огромным открылся мне мир, и как захотелось мне ринуться сквозь хрустальные сферы и побывать там, во владениях Господа! А звезды сияли все ярче и ярче! Лежал я у самой дороги и гнал со страхом видения небывалые - ведь это дьявол искушал меня! Я пытался молиться, но не мог вспомнить спасительных слов - и в этот роковой час я понял, что обречен. Дьявол вселился в меня, и не было мне спасения. Дьявол сказал мне те необычные слова! Искушал он душу мою, и знал я, что в Судный день ждет меня кара, и поддался я нскушению - и ничего не хотел так страстно, как подняться до этих сияющих звезд и слиться с беспредельностью Господней! О да, я знал, что мир наш один во Вселенной, созданный Господом по прихоти Его, на утешение всевидящим очам Его. Но не было во мне веры и рыдал я, зная, что лечу в бездонную бездну, в кипящий Ад, и не будет мне облегчения, и веки вечные буду я мучиться в геенне огненной, пылающей, беспощадной! Дьявол овладел мною, и не было силы для крестного знамения. Я хотел к этим звездам, о, я хотел ступить на звездную дорогу и уйти в иные миры. Родная Аквитания показалась мне жалкой песчинкой, крохотным кусочком, ничтожным отпечатком беспредельных миров, что звали к себе, манили красотами неописуемыми, блаженством неслыханным, вечным. Я плакал, я смеялся, я рвался сквозь хрустальные сферы... О, как хотел бы я броситься в воды Гаронны, чтобы дьявол отошел от меня! Но не было сил подняться, хоть шаг пройти по пыльной дороге. Душа моя, загубленная навсегда для прелестей Рая, рвалась, плыла сквозь звездный дождь и сам папа римский не смог бы спасти душу мою, освободить меня от пут дьявола. Трепетала душа моя, устремляясь к высокому небу, плакал я, побежденный дьяволом. Заскрипели и закрылись городские ворота, в кружевах розовых облаков ушло за поля солнце. И звезды запели странные песни, совсем непохожие на те, что звучат под сводами соборов. Это гремел во мне голос дьявола-искусителя, и навеки загублена была душа моя. Понял я, что отныне валяться мне в грязи у собора, рядом с нищими и убогими, и кричать, и визжать слова богохульные, дьяволом внушаемые, и душа моя несчастная будет корчиться в пламени вечном. И не было сил для крестного знамения! Лежал я у самой дороги, а душа моя рыдающая брела звездными путями в иные миры, не открытые взору человеческому. Лил я слезы, прощаясь с Аквитанией, с родительским домом, и тихо шумели дубы, и выли волки, почуяв добычу. Обжигал меня взгляд укоризненный, взгляд пронзительный с высокого неба, и плакал, плакал я... Из-за стен городских доносились веселые крики и пение - начинался праздник на улицах. Но ничто уже меня не радовало и не тревожило. Только раз я вспомнил милую девушку - и попрощался с ней. Я тянулся, тянулся к звездам, звал душу мою, что плыла в звездной пыли к мирам неведомым, неописуемым - и поднимался над пыльной дорогой, над городом, лежащим в ночи под всевидящим оком Господним. И не было сил для крестного знамения! Плыл, плыл я все выше и выше, и иные миры открывались мне, и с тихим звоном рушились хрустальные сферы, и брел я во владениях Господа, согреваясь в звездных лучах. О, я знал, что могут растерзать меня волки ночные, и не видеть мне больше родного города, о, я знал, что дьявол злобно хохочет, отвоевав еще одну душу праведную, о, я знал, что видения дикие ворвались в мою голову и валяться мне теперь в грязи у собора, выпрашивая подаяние и плыл, плыл в звеэдных песнях к далеким мирам, что сияли в небе, как светильники Господни. И не было сил для крестного знамения! Я летел, я купался в лучах и плакал, плакал о душе загубленной, и боялся геенны огненной, беспощадной, где гореть суждено мне веки вечные. Поскрипывая, катила мимо меня повозка, фыркали кони, клубилась пыль над дорогой - а я плыл и плыл в звездных лучах к мирам невиданным, сотворенным Господней милостью в урочный час. ...И вознесся я в миры далекие, и умираю от грез дьявольских, неведомых смертным, недоступных взору человеческому. Со мной мое перо, и пишу я эту историю, понимая прекрасно, что сон все это, наваждение, и валяюсь я в грязи у городского собора рядом с нищими и убогими, и девушка моя плачет надо мной, пугаясь взгляда моего безумного... * ...Он понес рукопись к звездолету очень бережно, на вытянутых руках, а сзади, в лощине, остался скелет. Скелет лежал под жаром Альтаира. Обыкновенный человеческий скелет.