Отвесное блеснение

Сергей Лопатин

Эсфирь

Посвящается Н.С.

"There is only one kind of love that lasts - unrequited love."

Woody Allen

Сейчас мне пятьдесят. Тогда было значительно меньше, хотя, как знать. Пятнадцать мне тогда было. Я всегда хотел и хочу, чтобы мне было пятнадцать, и совсем не из-за того, что было у меня в этом возрасте что-то тёплое, о чём мне приятно вспоминать, напротив, и вспоминая что, мысленно возвращаясь к чему, я хотел повторить это во времени, подкрепив фантазию её противоположностью. Нет, возвращаться мне в свои пятнадцать лет вовсе не хотелось, и не было тогда ничего, что бы вызывало тоску у меня сейчас. Прошедшие годы высушили всю живость воспоминаний, как высушивают они какой-нибудь засушенный листок, некогда случайно влетевший в забытую потом книгу - он отдал годам всю жидкость, наполнявшую его когда-то, но, несмотря на это, он оставил для неизвестного эксгуматора его жёлтого трупа в своеобразной исписанной могиле свои очертания, представление о себе, всё самое ненужное, самое неинтересное, но, за неимением остального, почитаемого как подлинное тело уже замученного мной сравнением листка. Так же и мои дни, всё, что было в них, давно куда-то пропало, оставив мне лишь самое пустое понятие о них. Когда мне было пятнадцать, я дико осмеливался представить себе возможность вспомнить события двадцатилетней давности, двадцать лет казались мне таким не переваримым пластом времени, что я с ужасом смотрел на тех, для кого два, три десятка лет были незначительными. Теперь же, когда я вспоминаю себя тридцать пять лет назад, я удивляюсь другому - насколько пустыми были эти прожитые мной годы, насколько разочаровался я в предполагаемом ощущении после прожитых десятков лет. В юности я думал, что буду каким-то ужасно другим, если сумею прожить двадцать, тридцать или сорок лет. Теперь я, конечно, понимаю, что эти мысли были ложными, что я ошибался. Нет, годы никак не сказываются на мне. Я, естественно, говорю не об упругости кожи, не о физических параметрах, но о моём моральном состоянии, о внутренней свободе. Я хочу, чтобы мне было пятнадцать, по крайней мере, хотя бы изложением слов я заставлю казаться этот возраст ни отдалённым временным отрезком, временной вырезкой, я бы сказал, а максимально приближённым ко мне, пятидесятилетнему. Я вспоминаю сейчас этот возраст не потому, что тогда были реализованы все мои желания, не потому, что тогда была сломлена моя судьба, как мнилось мне тогда, но потому, что произошло со мной в мои пятнадцать то, что может быть интересным кому-нибудь.

Сергей Лопатин

Salve, Регги

Res sacra miser

Вместо предисловия

Это об утраченном рае, о рае обретённом, потерянном вновь. Это о любви и влюблённости. О потерях памяти. О ней самой. О грехе. О святости и пошлости. О недостойности. Об отчаянии и невозможности, о тех, кто до сих пор не разгадан мною.

Эти строки никем не могут быть понятыми, и не только потому, что чрезмерно изобилуют многочисленными словесными играми.

Лопатин Степан Семенович

Живая память

{1}Так помечены ссылки на примечания. Примечания в конце текста

Аннотация издательства: Богом войны называли фронтовики артиллерию. Почти всю войну довелось прослужить в артиллерии майору в отставке Степану Семеновичу Лопатину, ныне проживающему в Тюмени. Случалось всякое: единоборство с танками и пушками врага, трудные марши по бездорожью и утомительная оборона... Используя краткие записи событий, архивные материалы и воспоминания однополчан, автор рассказывает о былом, достоверно показывая картину пережитого, лишь в отдельных случаях незначительно изменяя фамилии героев.

Джеффри Лорд

РИЧАРД БЛЕЙД, ШПИОН ЕЕ ВЕЛИЧЕСТВА, ГЕРОЙ И СТРАННИК

1. Первое впечатление

Итак, Ричард Блейд...

В данный момент наш герой - супермен шестифутового роста, двести с гаком фунтов стальных мышц, - притаился на ветви огромного дерева. С помощью фантастической машины профессора Лейтона лучший сотрудник секретной службы Великобритании, краса и гордость отдела МИ6, в очередной раз перенесен из родного Лондона, из мира Земли, в таинственное Измерение Икс, в реальность Брегги.