Over

Это тот конец, который распадается в моем мозгу. Кислые стены разложений плюются ветвями холодных брызг стали. Игра не окончена, потому что у меня есть ненависть. Это конец, но не для тебя, не для меня, не для нас. Ты умираешь оттого, что… бац!!! И у меня есть голос! Он поет… умирай рано, но весело. Если ты сыграешь мелодию, то я спою песню. Твой конец, мой конец. Люди умерли. Где луна, там и солнце. Они гниют вместе. Пролегая, ползет темный свет. Точка, запятая, скобка, кавычка. Везде ищешь смысл. Он есть, но ты смотришь не верно. Не понимаешь… Говоришь то, что у всех на устах. Мир распался, и в нем нет смысла. Они теперь хотят сдохнуть. Чертовы мерзавцы не найдут теперь смысла. Будут тонкими удочками ловить разумную рыбу в этой мертвой реке. Когда я стану похож на солнце, ты начнешь сдирать с меня кожу. Раз, два, три, у тебя не осталось игрушек. Играй теперь в игры Эрика Бернса. Я побегу за тобой вприпрыжку, чтобы убить тебя. Ты ставишь запятые там, где они не нужны. У меня есть третий глаз, который я выжег красками и гуашью. Время от времени он отражает свет звезд и тайны вселенной. Когда-нибудь ты сможешь его увидеть. Тогда конец заполнит твой разум. Склоняю слова как хочу. Уродую фразы и предложения. Целенаправленно ругаюсь со смыслом. А проклятые мерзавцы привыкли видеть его лишь в связности. Что ж, придется дать им хорошего пинка. Такого, чтобы они улетели, выбив своими рыбьими телами окна, распластавшись безглазыми василисками на обоях твоего искаженного сознания. Мятный запах нераскрытой тайны. Где-то чиркнула спичка, и прошел гуталиновый дождь. Белки по норам, ежики рисуют шаманскими иглами чужие болезни. Из огня ушли образы солнца. Хочется взять его за горло и вырвать кадык. Мне кажется, я становлюсь сентиментальным, когда солнце харкает кровью. Такой чудесный закат, что ты! Я давно не припомню таких радостных птичек, когда они клюют вены, жизнь кажется сказкой. Если хвост не врос еще в землю. Нам мохнато-кусачим очень тяжело оторвать свои ноги-коренья от земли. И что ты в них нашла? Они же тростниковые! Ха, а ты и не знала! Если бы я не любил тебя так сильно, то вырвал бы тебя с корнем из своей души. А так слишком больно… крепко вросла. Вот он Over. Такой безграничный, что хочется плакать. И дрожь бьет словно кувалда. Думал, раз камень, значит живая. Клавиатура сознания. Проклятые мерзавцы притаились и ждут развязки. Цепляются за кусочки фраз в надежде связать его с нами. Однако дым уже кончился, дождь выветрился, луна сменилась закатом. А крем сменился забором. По темному небу идет чужой дом. Дать бы всем разом в загривок. Не намерен плясать под вашу дудку. Что хочу, то и ворочу. Подавитесь своими жанрами и стошните свой пресловутый поток сознания. Разотрите глаза у себя по лицу. Пусть липкие пальцы окажутся водорослями. Иначе я не играю. Еще что? Ишь чего захотели? Семерку вместо вопроса! Каковы ваши замечания? Есть ли здравые предложения? Хотелось бы выслушать! Ну, нет, вы бормочите больной и бессвязный бред, уважаемый! Все мы, что называется с Марса. Твоя гуманоидная душа слишком жуликовата, для того чтобы попасть в рай, но я буду за тебя молиться. Теперь солнечно. Слишком все это красочно. Чувствуешь Over?
Over скачать fb2, epub, pdf, txt бесплатно
По всем правилам жанра повествование мое должно начинаться сугубо с матерных слов, ими же продолжаться и, разумеется, заканчиваться. Однако исходя из тех соображений, что самому мне претит матерная речь, я сделаю над собой усилие и постараюсь сдержаться.
Причин ругаться у меня немало — я обломался уже в пятый раз. На сей раз со Спящей Красавицей. Поцеловал ее, а она не проснулась. Я снова поцеловал, а она опять не проснулась. Тогда я начал неистово целовать ее волосы, лицо, шею, а она, не просыпаясь, влепила мне такую пощечину, что я едва устоял на ногах. Через минуту королевская стража вышвырнула меня вон из дворца и я в который уже раз поплелся восвояси.
Когда хирург взял книгу в руки, она еще дышала и пела своим, особенным голосом. В ней настолько сильно звучали индивидуальные авторские нотки, что хирург недовольно поморщился. Предстоял долгий и кропотливый труд по ампутации авторской индивидуальности и покраске книги в серый цвет. Рядом стоял нервный, истощенный и, слава Гиппократу, зависимый от решения хирурга автор.
— Ну что? — спросил автор.
— Придется хорошенько поработать скальпелем. Вы явно отнеслись к своей работе без достаточного усердия. Нужно будет выдернуть авторскую пунктуацию, ампутировать авторские неологизмы, подогнать при помощи щипчиков под стандарт авторскую стилистику. В общем, вечно вы, писатели, перекладываете свой труд на хрупкие плечи книжного хирурга.
Я стоял между двух дорог. Первая была давно уже мне знакома и много раз хожена. Вторая манила своей новизной, но была сплошь в камнях и всем своим видом демонстрировала долгий и трудный путь. Я никак не мог решиться по какой дороге мне пойти. И тут в голове у меня возник прекрасный внутренний голос.
Он спросил меня:
— Пойдешь по старой? Это вернее. Ты ее знаешь. От нее нельзя ожидать ничего плохого.
Я не ответил.
— Пойдешь по новой? — спросил он. — Но она ведь уже кажется, дала тебе понять своими камешками, что очень непроста для похода.
Сегодня утром я нечаянно проглотил горсть тумана. Туман плыл по улице, и я дышал им так же, как и все остальные прохожие, но вдруг почувствовал, что проглотил его. Жестким комом он прошелся по моему горлу, а потом растекся по телу. Вначале я не видел в этом ничего страшного и даже почти не обратил на него внимания, однако вскоре он поднялся к голове и захватил мой мозг. Мысли мои стали путаными, движения нескоординированными, речь сбивчивой. Ко всему прочему спустя пять минут после того, как мы с тобой встретились, я подпустил тумана в наши отношения, и ты ушла в слезах и непонимании. Я же поплелся домой, чувствуя, что туман завладел мной целиком. Лица прохожих казались мне расплывшимися пятнами. Долгое время я пытался сосредоточить на них свой взгляд, но потом смирился с поражением и отказался от этой затеи. Туман постоянно двигался внутри меня, переползая из головы в другие заповедные зоны. Когда он опустился в сердце, я почувствовал непреодолимую скуку. Безумную усталость от всех житейских проблем и духовных поисков. Скука была настолько сильной, что я даже зевнул. Тогда туман переместился в ноги, и те сразу же стали будто ватные. Не желая нормально идти, они начали подгибаться подо мной, требуя немедленного отдыха. Однако я не мог им его позволить, так как все еще торопился домой и потому насильно погнал их вперед. Ноги шли без желания. Процесс ходьбы превратился в настоящую пытку. И я уже было, хотел остановиться, как вдруг туман снова вернулся в голову, и ноги пошли быстрее. Впрочем, смысла в их быстроте уже не было, так как я совершенно забыл, куда собирался, и с трудом теперь соображал, где именно нахожусь. Туман полностью подчинил меня себе. Он прыгал из одной части моего тела в другую и тут же поражал ее собой, тут же растекался вязким дымом и замедлял любую деятельность. Когда туман опять опустился в ноги, я понял, что от него нужно избавляться, и потому активно начал пытаться его выплюнуть. Но у меня ничего не получилось. Туман накрепко засел в моем теле. С тоскою и скукой я замедленным шагом двинулся домой, с трудом соображая, что именно делаю.
Прежде чем ты дочитываешь эту фразу до конца, я бью тебя тупым предметом в затылок. Потом немного нагибаюсь и наношу тебе сильный удар в правый висок. Пойми меня правильно, я ничего не имею против тебя лично, но мне не нравится, когда без спросу читают написанные мной предложения. Откуда мне знать, что после прочтения ты не объявишь меня психически нездоровым субъектом? Откуда мне знать, что ты будешь достаточно прилежно читать, чтобы понять смысл написанного, и не обвинишь меня в том, что я пишу ерунду? Именно поэтому мне приходится быть с тобой осторожным и поступать подобным образом. Так что, как видишь я, как уже было сказано, не имею ничего против конкретно тебя. Даже, наоборот, готов поспорить, что мы бы вполне могли с тобой подружиться, я мог бы принести тебе на пробу бокал восхитительного красного вина, прячущегося в моем чулане, спросить твое мнение о политическом положении в стране, но теперь ты лежишь здесь с разбитым затылком, и всего этого мне уже не сделать. А все оттого, что другие уже успели скомпрометировать тебя в моих глазах, успели создать тебе репутацию недостаточно внимательного наблюдателя и язвительного человека. Ты начинаешь кашлять, и я почему-то проникаюсь к тебе сильной нежностью. Почти такой, с какой женщины любят котят и ненавидят мужчин. Мне приятно, что ты недостаточно логично мыслишь после ударов и не в состоянии опровергнуть или посмеяться над моим заявлением, даже если оно само себя опровергает и не соответствует простейшим смысловым законам. Мне даже хочется обнять тебя и сделать своей частью. Но тихо… кажется, я снова начинаю слышать шум…
Она стояла от него так далеко, что он ее даже не видел. Лишь чувствовал тем отростком, который бился у него в груди. Очень часто она звала его. Ее голос был настолько звонок, что проникал за каменные стены, отгораживающие их друг от друга. Стены были очень крепки и не поддавались, как бы он ни пробовал их сломать. Иногда она переставала его звать, и тогда отросток в груди бился еще сильнее. Ему хотелось во что бы то ни стало пробиться к ней и сделаться ей ближе. И вот однажды он отыскал молот и начал ломать стены. Дело это было трудное, пот заливал глаза, руки болели, ноги заваливало камнями. Однако она усиленно его звала, и, преодолевая боль, он продолжал двигаться дальше. Наконец ему удалось разбить последнюю каменную дверь, за которой он увидел ее. Она стояла за прозрачной стеклянной дверцей и улыбалась. Он взмахнул молотом, но как ни странно молот разлетелся на части. По непонятной причине стекло оказалось крепче камня. Тогда он недоуменно взглянул на нее и заметил, что в руках она держит ключ. Чтобы впустить его, ей достаточно было лишь повернуть ключ в скважине, однако она не стала этого делать. Он разбил двадцать три двери из камня, но все это было бессмысленно, так как она не хотела открыть одну стеклянную. Он смотрел на нее и не смел оторвать взгляд. На лице ее играла улыбка.
Сводит с ума Инь-Ян. Всматриваюсь в этот символ и чувствую, что теряю рассудок. Начинают мерещиться кусающие друг друга за хвост рыбы. Они носятся по кругу и меняют цвет. С белого на черный. А потом с черного на белый. Я запускаю ладонь в тайный знак, но не вылавливаю ничего, кроме старого дырявого ботинка. Вот тебе и раз! На экране телевизора показывают обнаженную девушку. Ее движения плавны и грациозны. Изображение подрагивает, и девушка ежесекундно меняет цвет. С белого на черный. А потом… потом я беру стакан виски и зачем-то разбиваю его об пол. Мне почему-то кажется, что я поступаю правильно. Осколки ложатся на пол в виде символа Инь-Ян. Виски превращается в красное вино и стекает со стекол алой кровью. Девушка на экране начинает мне подмигивать. Правым глазом. Я начинаю подмигивать ей левым. Впрочем, не то чтобы начинаю… разумнее было бы сказать, что он сам начинает. А если уж совсем честно, то он просто дергается. Кровь-вино растекается по полу, его становится гораздо больше, чем было в стакане. Еще чуть-чуть, и оно затопит соседей. Я молча улыбаюсь своей теледевушке. Спустя секунду она сходит с экрана и ложится на стол. Я наклоняюсь к ней, совершенно одурманенный, желая поцеловать, но… поздно. Она превращается в татуировку у меня на руке. В гибкую и сексуальную туземку, запечатленную у меня на кисти неизвестным художником. Когда я начинаю шевелить пальцами, она танцует. Прямо посередине ее грудей проходит моя синяя венка. В вене бежит красное вино из разбитого стакана, в котором был виски. Я открываю ее, и наливаю еще один стакан. Размешиваю в нем пепел своих врагов. Закрываю глаза и медленно постигаю таинство смерти. Мне видится, как по синей реке плывет лодка, сделанная из лезвий для бритья. На лодке плывет моя теледевушка. Время от времени она танцует. В такие моменты мне хочется стать художником, чтобы запечатлеть ее танец на холсте навсегда. Однако она кричит мне: «Не стоит, ведь холст не вечен!». И я соглашаюсь с ней, отбрасывая в сторону так и не взятые в руки краски. Краски летят в воздухе, переливаясь всеми цветами радуги. Больше всего мне нравится зеленый. Цвет травы. А тебе синий — цвет неба. Но кроме красного цвета заката нам, по всей видимости, ничего не светит. Ты хлопаешь в ладони, и в дверь врывается ночь. В черном плаще, на вороном коне, она разбрасывает вокруг нас угольки тьмы. Конь топчется на месте, цокая копытами. Еще секунда и я готов буду поклясться, что это вовсе не он цокает, а капает вино из моей вены, либо на худой конец, вода из крана. Ты снисходительно улыбаешься. В тот же миг появляется солнце. Круглое, как арбуз, оно вкатывается к нам в окно. У нашего солнца почему-то черные крылья. Недовольный этим фактом я гоню его прочь. Тяжело переваливаясь на своих маленьких кривых лапах, оно уходит через балкон. Мы отказываемся его провожать. Ты говоришь, что ты женщина и поэтому никогда не сможешь быть доброй. Только требовательной. Я пропускаю твою болтовню мимо ушей. Гораздо интереснее наблюдать за тем, как стоящая на четвереньках весна старается вылакать пролитый на пол виски. Двигает своим шершавым языком из стороны в сторону. Мне не удается сдержать улыбку. Очень хочется петь. Что-нибудь веселое и оптимистичное. Танцовщица на моей руке снова начинает подмигивать. Я пугаюсь. Если так пойдет и дальше, она снова вернется на телеэкран. И мне придется писать ей письма хмурыми дождливыми вечерами. Б-р-р-р… какая же ты все-таки ревнивая! Ненавидишь мою танцовщицу. Всякий раз после занятий любовью стремишься стереть ее ластиком. Но сейчас речь не о том. Сейчас речь о шахматах. Ты сидишь в темной комнате и объявляешь сама себе мат. Со всех сторон стекаются принцы и признаются тебе в любви. Но ты монотонно талдычишь им одно и то же «мат». Как только тебе не скучно? Я отворачиваюсь и гляжу на спорхнувшую с моей правой кисти танцовщицу. Она подбегает ко мне и нежно целует меня в губы. Я оставляю у нее на шее фиолетовый засос. Спустя секунду символ Инь-Ян отпускает меня. Я стою в комнате полной книг и амулетов. Кроме меня тут никого нет. Сводит с ума. Инь-Ян.
Он искал свою возлюбленную среди нескольких миллиардов женщин. Искал давно и безрезультатно. Тогда-то я и предложил ему обратиться к джину. Я издревле владел бутылью, в которой жил этот дармоед, но поскольку желание было одно, а не три, как вы, наверное, подумали, то я не спешил прибегать к его помощи. Однако на сей раз ситуация была особенная, и я решил пойти против правил и помочь своему другу в поисках.
— Такое дело, что парню срочно нужно отыскать свою истинную любовь! — молвил я джину, вызвав его из банальной потертой лампы. — Твоя задача воплотить его мечту в жизнь. Справишься?
Меня зовут Максим Орлов, мне двадцать три года, рост метр восемьдесят, вес восемьдесят килограмм, волосы русые, глаза голубые, я являюсь студентом университета и завтра у меня защита диплома и это все, что вкратце я могу о себе рассказать. Через неделю у меня выпускной в университете и скорее всего я пойду в армию, так как косить не собираюсь. Но самое главное забыл сказать – я странник и сейчас нахожусь там, где простому смертному не бывать, я в открытом космосе. При этом на мне нет ни скафандра, ни другого защитного устройства. Вам наверное интересно знать, кто такие странники и как я попал в космос, моя история начинается…
Главный герой — студент ВУЗа по прозвищу Отец, дожидается в студенческом общежитии своего родного брата, который должен приехать навестить своего близнеца. От своего однокурсника Отец узнает, что по дороге брат разбился, столкнувшись с одинокой сосной, стоящей неподалеку от дороги. С его слов на месте аварии не было обнаружено ни тела брата, ни крови, ни следов его присутствия. Отец решает посетить злосчастное место и узнать подробности происшествия. Он отправляется со своим однокурсником в Кичигинский бор, где разбился брат, на место аварии. Осмотрев останки машины, разбитой от столкновения с сосной, Отец решает осмотреть бор в надежде найти там брата, который по его предположению мог в состоянии аффекта выйти из машины и углубиться в лес. Убедившись, что в прилегающем лесном массиве брата нет, Отец решает осмотреть и чащу. Зайдя далеко в бор, Отец теряет направление и пытается выйти из леса, но… оказывается в далеком будущем. Он знакомится с виртуальным обитателем будущего, которого зовут Басмач. Басмач поясняет, что Отца похитили из тихого двадцать первого века, потому что неведомая цивилизация Инвизов посылает код его ДНК из параллельного мира через некую точку прохода, которая находится в глубоком космосе. Ученые будущего решают, что Отец сможет пояснить свою причастность к неведомым Инвизам и поможет им в установлении контакта с ними.
Третий день подряд тебе снится болото. Ты подходишь к самому краешку спасительного берега и падаешь вниз. Медленно соскальзываешь в трясину и чувствуешь, как она тебя пожирает.
Чувствуешь, как со всех сторон на маленьких бледных ножках сбегаются противные поганки и начинают делить между собой твое неразложившееся еще тело. Устроившись рядышком не то на ветке, не то на ржавом серпе луны, я курю сигару и выпускаю в воздух красные колечки дыма. Пролетая мимо тебя, они покрываются кровью. Отдельные капельки попадают на бледные поганки, и те превращаются в мухоморы. Сидящая на дереве птица наблюдает за тобой крайне пристальным взглядом. Тебе даже кажется, будто она хочет насладиться тем моментом, когда болотная жижа прорвет твои губы и начнет заполнять собой горло. От предчувствия этого момента тебя передергивает. Ты предпринимаешь отчаянные попытки выбраться из трясины, но все они ни к чему не приводят. Болото поглотило тебя почти полностью. И вот уже, чувствуя скорое приближение последнего кашля, ты начинаешь вспоминать посещавших твою жизнь людей. Но меня ты совсем не помнишь. Я давно позаботился о том, чтобы забрать свой зонтик с вешалки в гардеробе твоей памяти. Насладившись зрелищем, птица улетает. Дерево остается пустым. Ветер срывает с него последние сухие листочки. Ты смотришь на меня умоляющим взглядом. Ты хочешь, чтобы я, как и в первые твои два сна, спрыгнул вниз, взял длинную соломинку-тростинку и выпил через нее все болото, освобождая тебя из его пут. Но мне осточертела эта игра. У меня в желудке бурлят фонтаны. Я спрыгиваю вниз и ухожу как можно дальше. Ты остаешься одна. А впрочем… ты остаешься с надеждой… с надеждой заманить кого-то еще. Кого-то, кто так же безропотно будет готов иссушать ради тебя болото, в котором погрязла твоя бледная, похожая на поганку душа.
Однажды меня и моего друга Федора пытались поймать вареные раки. Для этого они бросали в реку наживку и ждали, когда мы на нее клюнем. Наживка была самой разнообразной: импортные автомобили, высокоинтеллектуальные блондинки, модные особняки и даже кубик Рубика. Однако мы с Федором упорно не попадались. Тогда раки придумали куда более подлое занятие — купив в ларьке напротив кипятильник, они опустили его в реку, где мы плавали, и стали ждать, пока мы закипим. Но мы и тут не ударили в грязь лицом. Выкупив у пингвинов из дальнего залива несколько порций мороженого, мы обмазали им кипятильник и простудили его настолько, что он зашелся кашлем, а позже совсем сошел на нет. Что тут началось! У раков глаза из орбит повылазили, панцири полопались, клешни поотваливались! В общем, ужас похлеще, чем в российских новостях! Ну а мы с Федором из реки выплыли, раков из кастрюли повытаскивали, полакомились как следует и отправились спать. А если кто не знает, то раки — это такие покрытые панцирем пресноводные животные… Шучу конечно, всем ведь известно, что никаких раков никогда не было и нет.
Драконья лапа прихлопнула меня, прежде чем я успел родиться. В первый день своего существования я уже был обычным мокрым местом. Кости мои были сломаны, сердце пестрело костяным крошевом и плевалось кровавыми струями, насыщенными белком и прочей питательной дрянью. Открыв глаза, я долго смотрел на синий саван неба по которому, уродливо кривляясь, плыло больное гнойно-рыжее солнце. Я морщился, глядя на этот мир, и корчился от боли в желудке. Сперва я думал, что желудок болит от голода, но когда поймал белую мышь со скользкими розовыми лапками, то даже не сумел ее проглотить, значит, голод мой был не так силен. Плед, под которым я лежал, ежедневно пропитывался моей кровью, и я вынужден был писать на нем кривые, козыряющие своей неразгаданностью иероглифы. Когда глаза не удавалось открыть, я представлял себя кротом, ползущим по туннелю, и от этой игры жизнь в мире людей казалась более веселой и безопасной. Ноги мои со временем вросли в землю и стали необычайно сухими, из-за чего мне было ужасно трудно сделать хотя бы шаг, чтобы в ту же секунду не упасть и не разбить себе лицо. Поэтому в то время лицо мое часто кровоточило. В некотором смысле в то время я кровоточил весь. Некоторые балбесы думали, что я лежал в больнице, но это было не так, я не имел к больнице никакого отношения. Мысли мои были чисты ………………………………………… …………………………………………………………………… …………………………………………………………………
Долгое время мне снилась огромная огненная голова. Она открывала зубастую пасть и пыталась меня проглотить. Сон был настолько реальным, что я начал бояться спать. По правде сказать, я вообще перестал это делать. Ложился в кровать и не смел сомкнуть глаз. Просто лежал и тупо таращился в потолок. Я продержался без сна целых пять дней. Скажу честно, это далось мне с большим трудом. Под глазами у меня возникли большущие синие круги, руки стали трястись, а кофе был признан любимым напитком. Не выдержав столь долгой нервотрепки, я решил посетить психиатра. Однако психиатр сказал мне, что все это чушь, и один и тот же сон не может сниться так часто, я не иначе как привираю. Разозленный я вернулся домой и лег спать. Каково же было мое удивление, когда голова в моем сне не появилась. Я отлично выспался, выпил чай, съел завтрак и впервые за долгое время сходил на работу. На следующую ночь голова ко мне снова не явилась. И так продолжалось целую неделю. Постепенно моя жизнь наладилась, нервы пришли в норму, я стал бодр и весел. И тогда мне в голову забежала мысль, пойти и навестить психиатра, а заодно и поблагодарить его за помощь. По дороге я купил ему в подарок коробку шоколадных конфет. Ведь давно всем известно, что врачи очень любят есть доставшиеся им на халяву конфеты. Добравшись до психиатра, я постучался к нему в кабинет и увидел… о ужас! Под глазами у него были большущие синие круги, руки тряслись, а из зажатого в них стаканчика на пол проливался дымящийся кофе.
Сегодня утром у меня возникло ощущение, что помимо меня в комнате кто-то есть. Проснувшись, я открыл глаза и тут же уловил каким-то шестым чувством легчайшее колебание в воздухе. Я быстро огляделся по сторонам, но никого не увидел. Списав сие видение на игры невыспавшегося разума, я отправился на кухню варить кофе. Однако спустя несколько минут снова столкнулся с этим странным чувством, будто бы кто-то стоит у меня за спиной и буравит меня взглядом. Я резко обернулся, но никого не увидел. Чуть позже, уже за питьем приготовленного кофе, я почувствовал невидимку совсем рядом и чуть было не выронил чашку из рук. Где-то около меня определенно шастало какое-то невидимое существо. Поставив чашку на стол, я обошел всю квартиру, тщательно ее осматривая. Но никого так и не увидел. Не придумав ничего лучше, я отправился на улицу. Мне нужно было привести свои мысли в порядок.
О чем вы мечтаете? О мире во всем мире? О чистой и бескорыстной любви? Творческой самореализации? Все ваши мечты мелочны и банальны! Ибо мечтать надо о кожаных штанах! Именно так думал в свои семьдесят восемь лет Афанасий Федорович Бойша. Мечта эта волновала его душу уже не первый год. А если говорить точно, то ровно восемь лет и девять месяцев, с тех самых пор как почтенный ветеран, член Союза писателей, или, проще говоря, Афанасий Федорович Бойша, увидел по телевизору рекламу мотоцикла «Харлей-Дэвидсон». В рекламе этой показывали, как молодой небритый парень проезжает по улице на мотоцикле, хватает за талию, проходящую мимо длинноногую блондинку и сажает ее на свой роскошный мотоцикл возле себя, после чего подобно ветру уносится прочь. Афанасий Федорович видел рекламный ролик всего один раз, но этого ему оказалось достаточно. Достаточно для того, чтобы понять, что ему не нужен ни мотоцикл, ни длинноногая блондинка, а нужны модные кожаные штаны, такие же, как у главного героя ролика. И как только Афанасий Федорович это понял, так сразу же отправился в ближайший магазин одежды. Однако, к своему глубочайшему сожалению, кожаных штанов он там не нашел, видимо, к тому времени их все уже успел выкупить парень из рекламного ролика. Афанасия Федоровича это событие рассердило невероятно.
Страх перед носками мучил Антона Семеныча всю его сознательную жизнь. Как только он просыпался и вставал с кровати, чтобы начать собираться на работу, страх пронизывал его насквозь. Подолгу он стоял перед шкафом и ждал того трепетного момента, когда его придется открыть. Потом совершал сей поступок и извлекал оттуда пару новых носков. Около пяти минут Антон Семеныч смотрел на них совершенно отупевшим взглядом и молча их боялся. А все из-за того, что считал, будто бы в них заключена огромная магическая сила. И для того чтобы ее не разгневать, необходимо точно знать, какой из носков правый, а какой левый. А он почему-то этого не знал. По истечении пяти минут лоб Антона Семеныча покрывался легкой испариной, и вот тогда он начинал надевать свои носки. Страшно было смотреть на его лицо в этот миг — перекошенное гримасой непреодолимого страдания и ужаса, оно навевало скорбь и уныние на каждого, кто осмеливался на него взглянуть. Едва не плача Антон Семеныч надевал один из носков на левую ногу и вдруг чувствовал, что совершил ошибку и носок сей предназначен сугубо для правой ноги. И срочно нужно снимать его и надевать на правую, а иначе… о Боже! Иначе сегодня он узнает, что такое смерть, ибо нельзя гневить заключенную в носках магическую силу. Со скоростью молнии стягивал Антон Се-меныч носок с левой ноги и надевал его на правую. Но вдруг в голову его закрадывалась крамольная мысль: а что, если этот носок создан как раз таки для левой ноги? А ежели наденешь его на правую, тут то тебя смерть и настигнет? Как можно скорее снимал он носок с правой ноги и вновь надевал на левую, потом снова снимал, опять надевал и так по кругу. Однако по прошествии двух часов он всегда бросал это занятие, поскольку опаздывал на работу. Отбрасывая ненавистные носки в сторону, Антон Семеныч быстро одевался, хватал шляпу и спешил на автобус. На работе коллеги постоянно спрашивали его, почему он не носит носков, а он с присущей ему серьезностью всегда отвечал, что предпочитает давать ногам возможность дышать свободно. Странный он был мужик, этот Антон Семеныч… а еще психиатр…
Сон, который я видел, прямо скажем, был неприятным. Из тех, что лучше бы и вовсе не снились. А снилось мне, будто я шел по улице и постоянно натыкался на супружеские пары. Ну буквально-таки на каждом шагу. То тут, то там предо мной появлялись мужчина и женщина, женщина и мужчина. Все пары держались за руки и шептались, проходя мимо друг друга. Причем говорили лишь женщины. А слышал их только я. Даже мужья не слышали, а точнее, не воспринимали, пропускали слова своих жен мимо ушей. Зато женщины бормотали постоянно. Бормотали, не смолкая. И все одно и то же. Каждая из них ругала прошедшую мимо другую женщину. «Ты посмотри, какая у нее нелепая прическа!» — говорила одна. «Глянь, какие у нее кривые ноги» — говорила в это время про нее другая. Потом третья говорила про четвертую, что у нее дурной вкус, четвертая про третью, что у нее безвкусное платье, пятая про шестую, что та выглядит вульгарно, а шестая про пятую, что у нее не фигура, а не пойми что. «Надо настолько пренебрегать модой»! «Бедняжка, природа явно обошлась с ней жестоко!» «Отвратительные духи!» «Как же тебе все-таки со мной повезло!» «Гляди, какая облезлая крыса!» Все эти фразы, произнесенные сотней разных женщин, окружали меня со всех сторон, сводили меня с ума. Женщины, меняясь лицами, не переставая, бормотали одно и то же. Постепенно голоса их превратились в один нескончаемый гул. С каждой секундой этот гул становился все громче и громче. Когда он стал непереносимо громким, я наконец-то проснулся. А проснувшись, обрадовался тому, что все это всего лишь сон и на самом деле такого, конечно же, не бывает.
Вчера я купил в магазине три связки бананов. Последнее время я питаюсь исключительно одними бананами. Вся остальная пища мне опостылела. Я покупаю по несколько связок сразу и за день, за два, как правило, с ними расправляюсь. Вот и на этот раз я купил три связки здоровенных желтых бананов. Положил их на кухонный стол и отправился в ванную. Начал преспокойненько принимать душ. И в этот самый момент за дверью послышался подозрительный шум. Было ощущение, будто бы кто-то пытается выломать дверь. Я накинул на себя полотенце, взял в руки швабру и приготовился отражать нападение незваного гостя. Если это грабитель, ему не поздоровится, думал я. Удар такой шваброй по голове дело нешуточное. Я решил внезапно распахнуть дверь и долбануть грабителя шваброй по башке. Однако это оказался не грабитель. Это оказались бананы. Да, да, три связки купленных мною бананов ломились в дверь моей ванной, прыгая и ударяясь об нее своими продолговатыми телами. Я всмотрелся в них повнимательнее — это были необычные бананы, на их кожуре проступали маленькие злобные физиономии, с красными глазами, курносыми носами и ртами, раскрывающимися время от времени, чтобы продемонстрировать два ряда белых, как снег, зубов. От удивления я замер на месте не в силах пошевелиться. Это было огромной ошибкой с моей стороны — один из бананов высоко подпрыгнул и укусил меня за руку. Следом за ним на меня прыгнул еще один желтый монстр, но, уже наученный горьким опытом, я подхватил его в воздухе и с силой швырнул на пол. Ударившись о твердую поверхность, банан выскочил из желтой кожуры и растекся по полу отвратительным белым пятном. В ту же секунду я подвергся необычайно жестокой атаке. Все три связки купленных мною фруктов объединились против меня и бросились в нападение. Стремления их были вполне очевидны искусать меня и сожрать. Я не намеревался им этого позволить. С львиной свирепостью я отбивался от мерзопакостных тварей. Швабра в моих руках превратилась в грозное оружие. Один за другим бананы замертво падали на пол. В скором времени я расправился со всеми своими противниками. Победа, однако, далась мне нелегко. Я был довольно серьезно покусан, и из некоторых ран текла кровь. Отдышавшись, я осмотрел поле битвы. Убитые мною бананы приняли вид самых обычных фруктов, без малейших признаков той зловещей монстровости, которую я наблюдал еще несколько минут назад. И только один банан все еще сохранял черты чудовища. Бесспорно, он был еще жив. Тяжело дыша, он глядел на меня заплывшими от боли и ярости глазами. Я осмотрел его более внимательно — он был довольно сильно ранен. По сути я снес ему ударом швабры полголовы. Однако он все еще держался. — Кто ты? — спросил его я. Но монстр лишь прошипел что-то невнятное мне в ответ.
Не так давно я нашел на улице одну фотографию. На ней изображены ярко-красные женские губы. Я бы даже и не поднял ее, если бы губы не были запечатлены так натурально. Создавалось ощущение будто бы они живые. Такие влажные. Готовые тебя заглотить. Я украдкой оглянулся по сторонам и тайком положил фотографию себе в карман. Придя домой, я долго не мог на нее налюбоваться. Губы были потрясающими. Они манили своей неприкрытой порочностью. Я не удержался и поцеловал их. На секунду мне показалось, будто бы они прилипли, присосались к моим губам, но потом понял, что брежу, и весело улыбнулся. Я поставил фотографию на столе на самом видном месте и время от времени на нее любовался.