Собрание сочинений

Элеонора Константиновна Киселёва

Мальчик-Огонёк

Жил на свете маленький горячий Огонёк. И очень ему хотелось сделаться мальчиком, чтобы было у него две ловкие руки, две крепкие ноги, два зорких глаза - словом, всё, как у ребят.

Фея огня сделала его мальчуганом (он очень просил её об этом), но сказала, что от всех ребят Огонёк будет тем отличаться, что если попадёт в воду - погаснет, и не будет тогда ни мальчика, ни Огонька.

Элеонора Константиновна Киселёва

Малыш Слабыш

Жил Малыш-Слабыш.

Соломинку с земли поднять не мог, ложка из рук падала. А всё оттого, что долго по утрам в кроватке лежал, умываться не хотел, одеваться ленился и всегда просил бабушку покормить его.

Долго ли, коротко ли так продолжалось, только подрос Малыш, а крепышом не стал: ходит - от ветра качается, сядет - со стула падает, ляжет - из-под одеяла вылезти не может.

Александр КИСЕЛЕВ

ДЕЛО БЫЛО В БУХАЛОВО

Домотдых (он существовал настолько давно, что перестал восприниматься как организация, а уже давно присутствовал в сознании и на картах как имя собственное - "Домотдых". И, соответственно склонялся) располагается в Подмосковье, неподалеку от села Бухалово, в котором ударение все ставят по собственному разумению. Поначалу, дела шли неплохо. Директор жизнь жил, на местное начальство смотрел как на траву - не переведется. Времена изменились, приватизировал. Прогорать, естественно начал. Но это так все, к слову. Короче, тучи сгустились: менты обнаглели, начальство голову подняло, бандиты наезжать начали с недвусмысленными предложениями. А тут паводок, перебои с электричеством, опять-таки столовая сгорела - следствие поголовного пьянства. Хорошо еще сгорела накануне ревизии. С другой стороны налоговая инспекция заинтересовалась... Труба, то есть. И ведь больше никто из приличных в Домотдых приезжать не желал. Все какая-то шваль. Зимой вообще мертвый сезон, а летом уже несколько лет в 6-ом корпусе жили эсперансисты (жгли, паскуды, костры на территории, по ночам песни под гитару горланили на своем эсперанто), 4-й и 5-й корпуса занимали хасиды (ходили с пейсами, в черном, камилавками голову прикрывали, зато платили валютой, причем наличной), в 7-ом и 10-ом корпусах расквартировывался полк быстрого реагирования, который проводил летние сборы. Пустил его директор, думая оградить себя от бандитов да ментов, которые хуже бандитов, ей-богу, но офицеры трезвыми не бывали и только курили какую-то дрянь в штабе (под штаб заняли помещение почты), ставя солдатикам боевые задачи, те же носились по окрестностям в камуфляже и при оружии, пугали народ. А в этот год еще и прибыла театральная труппа из Саратова - репетировать какой-то спектакль. Эти голосили на летней эстраде и провоцировали собачий вой в окрестных деревнях. Остальные номера корпусов отсутствовали, какие развалились от времени, какие ушлые дачники растащили себе на терраски. Кроме Первого, конечно, в котором сам директор и жил, и в котором располагалась его "канцелярия". Ну, натуральный дурдом. Налоговая инспекция нагрянула в ночи, с резкостью невообразимой, в количестве взвода. Бандиты в масках, но с удостоверениями заломали сонную сестру-хозяйку и повара, ткнулись в корпуса, но в 7-ом и 10-ом получили жестокий отпор и, забрав повара в качестве "языка", отступили в райцентр. Тут уже ясно стало, что дело директора полная труба. Чтоб остаться в живых, нужен ему коммерческий менеджер, иначе сожрут. А в это самое время массовик-затейник, парень сметливый, трагически слабый до женского пола, да еще и враль в придачу, как-то вскользь заметил, что в гости к нему родственник приехал на отдых - пивка там, покупаться, рыбка, подосиновики... - по фамилии Скопец. Финансовый гений (у массовика все родственники гении были). Директор к этому самому Скопцу чуть не в ноги, выручай, брат. А тот лежит себе на сеновале, "Беломор" смолит и на звезды лыбится - дело ближе к ночи было. Уломал, однако. Про деньги, правда, тот говорить отказался. Махнул ручищей небрежно, сочтемся мол. "Да я для тебя все, - директор аж зашелся, - Твое желание - мое желание. А кто против тому в грызло!" По рукам вдарили и на утро Скопец сел за финансовые отчеты. Лет ему было сильно за семьдесят, потому ругался он вычурно и все время. Не нравились ему бумаги. Однако, словно по волшебству, хозяйство подниматься стало. Неведомые люди подремонтировали дорогу, с электричеством перебои прекратились, бандиты подъехали - Скопец с ними о чем-то побазарил, и те смотались, даже окон не били. В налоговую он сам ездил - и затихла налоговая. Пост милицейский у ворот остановили. Менты стали честь диркетору отдавать. Сказка! Приход, расход, туда, сюда - повара похудевшего вернули, нал валит, директор до ужина по комнатам в халате расхаживает, массовик "мерседес" купил и теперь только спьяну отдыхающих веселит, но все довольны. Тут-то директор и понял формулировку "сыр в масле". А Скопец неделю всего и корпел, а потом сидит себе с удочкой, на звезды поглядывает, костерок клюкой ворошит. Очень ночную рыбалку любил. Через неделю и вовсе куда-то делся. А дело его живет! Лодки кто-то для прогулок по реке привез, весла тоже, тетки какие-то по краям аллей флоксов насажали, фонтан забил посредине центральной клумбы - а такого даже старожилы не помнили. Вообще никто не знал, что там фонтан есть. То есть получается у директора не Домотдых, а чистая ВДНХ, даже из министерства звонили, спрашивали о номерах. Далее мизансцена: приходит какой-то щуплик и назначает директору стрелку у оврага, справа от братской могилы. Тырк-пырк - Скопца нет. Директор натурально посылает массовика-затейника (типа родственник). Проходит неделя, ни его самого, ни "мерседеса". Как раз, когда директора начинают терзать предчувствия, является еще один хмырь, но на этот раз в камуфляже и в маске. Сморкаясь в маску и не снимая с лица, выдает повестку в налоговую, причем место явки обозначает то же - у оврага. Директор туда посылает повара (типа уже был) - и от того после ухода ни слуху, ни духу. Натурально, через пару дней на велике приезжает гонец от районной администрации и требует - наглец! - явки к руководителю района. А директор руководителя того в свое время еще как вертел на всем, на чем можно было. И нельзя. Тогда уж директор сам гордо требует, чтобы этот номенклатурщик встретился с ним на нейтральной территории. И как черт его за язык тянет, потому что назначает он встречу все в том же неприятном месте - у братской могилы. Время подходит - делать нечего, идет сам. В арьергарде держит сестру-хозяйку и посудомоек. Не до жиру, больше некого. Но от трех какой прок? Стыдоба, да и все. Короче, приходит к оврагу - жуть одна. Тишина, птички посвистывают, ветерок доносит с территории обрывки псалмов, крики "вспышка справа!", припев песни какой-то на эсперансисткой тарабарщине да арию саратовского баритона. Вокруг же нет никого - ни из администрации, ни вообще ниоткуда. Тут одна из посудомоек пальцем в бурьян тычет и шепотом свистящим, который зы версту слышно, намекает, что железяки поржавелые в этом самом бурьяне не что иное, как бренные останки "мерседеса" затейника. Пригляделся директор - точно! А рядом остов мопеда повара... Ну дела! Бабы в один голос завыли и в рассыпную. Как чувствовал - не надо их брать. Но истерия заразила и ухнул директор тоже в кусты (почему не на дорогу? - спрятаться хотел!). Не успел и десятка шагов сделать, как наткнулся на палатку. Красивая, иностранная наверное. Оранжевая. Ногой за веревку зацепился, вбок повело - и ввалился в палатку, аки тать. А там сидит дама. Глазищи - с блюдца. Губы - чистейшая клубника. Грудь сказка. И "херес" местного разлива глушит. Одна. Закуска тоже в навал перед ней лежит, ягоды местные, цитрусовые тоже. Глазом она на директора глянула - у того рука сама к стакану и "хересу" внутрь! Глядь, а стакан опять полный. Он еще! А красавица рот открыла и задушевным таким басом, от которого у директора вмиг горло пересохло, спрашивает: - Что ж это вы нашу трупу в этакую клоаку поселили? Нехорошо... Ну, не всех, но хоть некоторых-то могли бы получше устроить? - Хоть сейчас! - лепечет директор, а рука сама стакан ищет. И что удивительно, находит, а тот опять полный. - Пожалуйте в директорский корпус, там у нас люксы для особо дорогих гостей... - Ну, пошли... Идут по дороге. Директор уж и вовсе ничего не боится. Обо всем забыл, нахересился. И при входе - менты честь отдают и склабятся, паскуды, глумливо, - вдруг как из под земли - Скопец: - Сквитаемся? - говорит сиплым голосом. - Готов. - Мне бабу вот эту. У директора аж в душе все захолонуло, а та стоит, станом поводит, и груди ее, словно ртуть в грелках резиновых под тонким сарафаном ходуном ходят. Взял он Скопца под руку, отвел: - Куда тебе она? - на сознание хотел надавить. - В зеркало глянь! Хочешь, в учредители тебя возьму? Хочешь - начальником лодочной станции сделаю... А Скопец не слушает: - Бабу! Тут директор не выдержал, да как дал ему по кумполу, тот и пал в траву. Глаза закатились, улыбка неприятная образовалась, да так и замер. Директор к бабе - а бабы и нет никакой. Он в канцелярию - а там и вовсе пусто. Ни одной бумажки нет нигде - ни финансового отчета, ни платежной ведомости... И разом со всех сторон машины подъезжают (в окно видит) - и из администрации, и из РУОПа, и из налоговой... Бандиты вдалеке, у фонтана припарковались. Взял тогда директор дырокол, вскрыл себе им вены, и был таков. Вот - тоже история.

Киселев Алекс

Квартал потерянных людей

"Иногда даже боги спускались на

землю" (с) В. Высоцкий

Они были молоды. Она красива, романтична и таинственна. Он был простым учителем. Жизнь научила его ценить то, что имеешь, и он считал что в свои двадцать четыре года он имел уже достаточно...

Hебольшая ванная комнатка утлой квартирки в одном из провинциальных городков, ничем не отличалась о тысячи других таких же квартир в этом районе. Выходя их ванной, Дима услышал возмущенный голос своей жены. "Опять она недовольна чем-то", грустно подумал он. С их совместной свадьбы прошло всего лишь две недели, а между ними уже установилось непреодолимое непонимание. Она хотела больше, она стремилась к своим вершинам. Она не хотела прозябать в квартале таких же вот потерянных людей. Только для этого она записалась на курсы какого-то малоизвестного профессора, разработавшего своеобразную методику тренировки и улучшения голоса, и по вечерам к большому недовольству мужа и соседей пела странные песни во всю силу своих легких.